Читать книгу 📗 "Сестренка - Гептинг Кристина"
Уже неделю я почти не выхожу на улицу. Мне стыдно — из меня льется.
— Я кому говорю?! — сердится бабушка. — Собирайся!
Бабушкины слова оседают где-то в голове, но смысла я не понимаю.
— В больницу? Зачем?
— Ну кто у нас начал ссаться в трусы? Может, это я?
— Я.
— Покажем тебя доктору. Пусть скажет, какие таблетки попринимать. А ты не сиди на холодных камнях в следующий раз.
На трухлявых дверях — новые, из бронзоватого пластика, таблички с фамилиями врачей. Бабушка подводит меня к кабинету № 14: «Врач-гинеколог Проскуро Н.П».
— Нет, бабушка, я не пойду! Зачем к гинекологу? У меня же простудное, от камней, ты же сама говорила! Я не пойду на осмотр!
Но суровая по-военному бабушка одним движением заталкивает меня в кабинет.
— Это ты там орала? — неприветливо спрашивает Проскуро Н.П.
Это немолодая грузная женщина с большими руками.
Руки, руки. Много рук. В кабинете календарь с Шивой…
— Половой жизнью живем?
Я обреченно молчу.
— Девушка! Живем половой жизнью? Я непонятно спрашиваю?
Отрицательно качаю головой.
— Месячные когда были?
— Я не запоминаю.
— Ну это вообще! Ни в какие ворота! Тебе мама что, ничего про женские дела не объясняла?
Я снова мотаю головой. Я не в силах говорить. Думаю только о больших руках этой женщины, которые причинят мне боль. И еще думаю о том, что придется как-то объяснить и ей, и бабушке (она ведь все расскажет), куда делась моя девственность. (Кстати, зачем им моя девственность?) Придется сочинить какую-нибудь ложь.
— Половой жизнью не живем, — подытожила врач. — Значит, смотреть будем через задний проход.
Со стула меня смывает волна ужаса.
Очнулась я на кушетке за занавеской.
Слышу, как врач учительски говорит бабушке:
— Кровь сдайте. Что это она у вас в обморок падает, как кисейная барышня? По поводу недержания — тут надо опять-таки кровь и мочу посмотреть. Вот такие красненькие таблеточки можете уже сейчас попить и антибиотик надо бы выписать. А на кресло тогда в другой день подходите.
Бабушка увидела, что я очнулась. Говорит: сейчас пойдем домой, горе ты мое. А мне так хорошо на этой кушетке. Хочется просто сказать врачу:
— А можно не идти домой?
Но я снова молчу.
— Забыла предупредить, — говорит нам в спины врач. — Если антибиотики не помогут, значит, это что-то психологическое. Такое не только у детей, у подростков тоже бывает.
— Да какая там психология! — отмахивается бабушка. — Застудилась эта балда! Пойдем скорее, надо уже Юрику суп греть, он голодный.
Когда я объявила, что поступила на психолога, папа отреагировал недовольно:
— Не училась нормально — теперь получишь никому не нужную профессию. Типа как у мамы. Хорошо, если тоже найдешь мужа, который будет тебя кормить.
А мама, наоборот, меня похвалила:
— Знаешь, у нас в храме при воскресной школе теперь будут помогать трудным подросткам. Давно надо было это сделать… Когда мы так нуждались и мучились с тобой… Может, закончишь университет и начнешь консультировать?
Я рассеянно кивнула. Я же не могла сказать правду — иду учиться на психолога, чтобы хотя бы немного разгадать тайну. Почему я все никак не могу оправиться от того случая на даче? Может, давно пора в психушку? Ведь мне об этом только ленивый не сказал.
Когда я описалась при просмотре первой серии «Игры престолов» — на сцене с инцестом близнецов. Когда я ела киви с чесноком и майонезом, запивая газировкой. Когда я мастурбировала до крови украденным в секс-шопе дилдо со стразами — меня застала мама и страшно застыдила.
…Помню, весной на первом курсе я решилась наконец загуглить это слово — «инцест». И оказалась в центре вонючей воронки. Меня облепили все эти Mom teach sex, «Папочка и его послушная дочка», «Необузданные: невыдуманная история брата и сестры». Захлопнула крышку ноутбука я с яростью, не решившись искать среди этих ссылок полезные статьи, ну, или что еще могло мне помочь?
Сейчас наконец я поняла, какую тему мне стоило выбрать для дипломной работы, если б я не отчислилась со второго курса. «Как вернуть себе тело?» Я не формулировала все так, но на самом деле именно этим были ежеминутно заняты мои мысли. Как ответить на этот вопрос правильно, я не знала, поэтому что только не перепробовала.
Я заводила отношения и страдала в них. Быстро удостоверилась в том, что и секс по согласию с симпатичным мне человеком не бывает приятным. Я вжималась в подушку и напрягалась, как в кресле у гинеколога. Вскоре после случая с Тёмой я исключила секс из своей жизни. Я убедила себя, что он мне не нужен, стало гораздо легче. Может, это и правда так.
Периодически я толстела до 80 кг — какое преступление, иронизирую я теперь. А тогда мне это действительно казалось смертным грехом, который я заедала.
В итоге я решила, что смогу контролировать тело, если хорошенько нагружу его. А заодно и похудею. Пожалуй, тренажерка стала для меня тем же, чем для мамы — церковь. А что, своеобразная религия. Даже с постами — только они не четыре раза в год, как у мамы, а всю жизнь.
Неофитский пыл через пару лет меня покинул, но так как зал стал моим вторым домом — хотя почему вторым, разве у меня есть первый? — на людях я изображала горячего адепта секты сильного и стройного женского тела.
— Жирная мразь! Тварь! Давай работай! Дыши ты нормально уже! Что? Попить? Попить я тебе, мешок говна, дам не раньше, чем через пятнадцать минут. Давай, заработай свой глоток воды!
Вонючий мешок старательно бултыхается на беговой дорожке. Я подгоняю его портовыми ругательствами, отвечая на комментарии подписчиц в «Инстаграме» — те под каждой новой фоткой по сто раз переспрашивают, как же мне удалось похудеть на двадцать два килограмма.
И вдруг слышу голос:
— Это же просто невыносимо — слушать, как вы оскорбляете этого человека! Кто вам дал право? Да я сегодня же в «Фейсбуке» напишу про ваш клуб и лично про вас! И деньги за золотую карту обратно потребую.
Отрываюсь от телефона — это моя новенькая, Алиса с преддиабетом.
— Послушайте, Алиса! Альбертик ко мне ходит третий год. Со ста семнадцати он похудел до восьмидести двух кило. Но вы же понимаете, что для его роста, прости господи, 168 см — это все равно много. Понимаете?
— Вообще, каждый человек сам решает, много это для него или не много.
Я жестом подзываю Альбертика — экскурсовода из местного музея: лысеющего толстячка, который решил похудеть, «чтобы не умереть от рака толстой кишки, как папа».
— Расскажи, как я тебя унижаю, — обращаюсь к нему. — И, главное, почему.
— А девушка не в курсе? — удивляется Альбертик. — Я худею. Много лет пытался. И понял: единственное, что мне помогает, когда меня в зале обзывают, унижают, даже немного… немного физически наказывают… А почему я должен этого стесняться? Что я такой, в зале все знают. Я даже прошу, чтобы на ресепшне со мной здоровались «Привет, жирная свинья!». Правда, там вежливые девочки — отказываются. Я Юлечку иногда прошу ударить меня. Ну так, слегонца. Эффект очень хороший.
— Его тело — его дело, — развожу я руками.
— А у вас-то внутри ничего не переворачивается от такого, как бы помягче сказать, вербального насилия? — изумляется Алиса.
— Нет, — коротко отвечаю я, хотя могла бы говорить долго: когда тебя унижают в четыре года, в десять, в четырнадцать, в семнадцать — каждый день и совершенно без причины, эти слова произносишь, будто ничего не значащие междометия.
— Во время наших занятий попрошу со мной разговаривать уважительно, — цедит Алиса каждое слово, словно через силу.
— Все для вас, — отвечаю я в том же тоне. — Мы ж обслуживающий персонал.
Я говорю ей то же, что и всем. Что если не откорректирует питание и продолжит каждый день есть макароны и печенье, а по выходным — чипсы с пивом и пиццу, то толку от занятий будет немного. Более того — сахар продолжит расти. Про холестерин вовсе молчу.
