Читать книгу 📗 "Дождись лета и посмотри, что будет - Михайлов Роман Валерьевич"
Работали мы вчетвером. Сменщик — тоже когда-то тренировался у Гнома, крепкий, коренастый. И две барменши, тоже сменяющие друг друга. Моя смена почти всегда приходилась на смену Иры.
Что про нее рассказать? Секс с Ирой случился в третью смену. Удивительно, насколько все было спокойно и бесстрастно. Уже после я стоял, смотрел в окно и понимал, что если выйду на улицу и меня собьет машина, Ира не обратит на это внимания. Или таки посмотрит в окно и закроет руками лицо? Я ей полностью безразличен, как впрочем и она мне. Просто так вышло. Затем это повторилось еще несколько раз. И напоминало не любовную игру, а посещение тренировки, привычную физическую работу, которую совершаешь с непонятной целью. В отличии от того случая со Светой. Тогда было все по-другому: мы сплелись как укуренные змеи на убитой хате, в хохоте и страсти, и после я вспоминал детали снова и снова, ее холодные стройные ноги с комариными укусами и запах ее волос, перемешанный с запахом анаши. И Света иногда поглядывала с легкой ухмылкой, напоминая о том случае. Да, Ира и Света — две служанки царевны. После знакомства с Ирой подумал, что теперь у меня будут отношения со всеми служанками из той книги, перелистывал страницы, пытаясь разобрать, сколько их всего. А это непонятно. Две точно, а на остальных страницах — в таких позах, что лиц не разобрать, это могли быть они же.
У нас все время играло радио. Каждый час они повторяли одни и те же песни. И так до ночи. Ночью ставили что-то необычное. Интересно было ловить ощущение, что час назад, два часа назад, было то же самое. И по свету, и по звучанию, и по людям. Час назад те же люди сидели за автоматами, Ира так же стояла за барной стойкой, я находился в том же месте.
Теперь о наших постоянных посетителях. Прежде всего, Коля-таксист. Он заезжал почти каждую ночь, скидывал одну и ту же сумму. Говорил, что ожидание падающих монеток заменяет ему бухло. Баба Валя — сухая обезумевшая старушка. Она сплавляла пенсию за пару дней, а остальные дни месяца ходила и побиралась у вокзала, при этом почти каждый день подходила к нашему окну посмотреть на огоньки. Паша-комерс — самый дерганый, по поведению напоминающий Леонида, только более агрессивный. Мог орать на автомат, ходить вокруг и недовольно зыркать. Остальные — не такие постоянные.
Казалось, что заработать хотел только Паша-комерс, а для Коли и бабы Вали это были нервные ритуалы, без которых они не могли обходиться. На второй месяц я попробовал раз не пустить бабу Валю, чисто из жалости, чтобы она сохранила деньги. Она села у окна и начала жутко скулить. Лучше пустить. Зашла, выбросила треть пенсии, ушла.
Один раз бабе Вале выпали три колокольчика. Монеты со звоном падали, автомат ликовал, а баба Валя подпевала. Сгребла монетки, положила в стаканчики, демонстративно и важно. Получила деньги и ушла. Пришла на следующий день.
Повторения и чередования выстраиваются так, что можно просидеть несколько часов, сплавляя средства совсем понемногу, но в итоге все равно ничего не останется — это дело времени, а не везения.
Когда под утро возвращался домой, в голове продолжали звучать сыплющиеся монеты и вой автоматов. Они же переходили в сны и становились постоянным навязчивым звучанием. Днем мне часто снилось то же, что происходило ночью. Мельтешения колокольчиков, лимонов, семерок и шелест раскладывающихся карт. Те же люди, те же звуки.
За эти месяцы я сам не бросил ни одной монеты в автоматы. Что-то запрещало. Как с книгами на хате. Когда вернулись туда с Ласло, я потянулся к ним, но что-то одернуло. Показалось, что это линия раздела, жизнь сильно изменится, если посмотрю. Так и здесь, если сыграю хоть раз, во мне поселится другая личность, и никаких шагов обратно не останется. Уже была понятна жизнь этих автоматов, казалось, что чувствую все их ритмические конвульсии и моменты, когда они должны разразиться звенящими водопадами. Дело даже не в том, что я что-то выиграю или проиграю, а в том, что войду с ними в тесное соприкосновение.
Ведь я ни разу не играл в автоматы, но казалось, что играл очень много. И этот запрет касается встречи со старым знакомым. Если сыграю хоть раз, вспомню ненужное, дремлющее прошлое.
Отец сказал, что я устроился на работу для идиотов. Быть охранником где-либо — самая тупая работа. В общем-то да.
5 декабря. День ключей. Когда шел на работу, обратил внимание, что на заборе около старого дома появилась надпись Massive Attack. Кто-то взял баллончик и написал красной краской на черно-сером фоне — криво и быстро. А когда пришел, в баре суетились менты. Утром кто-то выбил окно и бросил в бар гранату. Явно кто-то сознательный и сострадательный, он подождал, когда мы уйдем и бар опустеет. Сразу подумал, что Паша-комерс.
Приехал дядя Сережа, недовольно походил среди раскрошенного стекла, поговорил с ментами, сказал, что сегодня будет веселый вечер. Веселый вечер — дядя Сережа с друзьями поедет гулять в лес.
Ласло ходил в дырявых кроссах по выпавшему снегу, кашлял, останавливался. Я ему что-то вынес из своей теплой одежды. Он рассказывал, как зимой снег переходит в духоту, чем белее на улице, тем тяжелее дышать внутри. Зима в больнице отличается от другого времени давящим теплом.
Надпись Massive Attack связана со взрывом в баре. Как она может быть связана? Но так подумалось. Ласло тоже подтвердил и сказал, что это день ключей.
Дни ключей — это когда ключи высвечиваются. Так-то они постоянно присутствуют, но остаются незаметными. Ты проходишь мимо надписи на стене полуразрушенного дома и не связываешь ее с происходящим вокруг. А в эти дни надпись проступает и заставляет обратить на себя внимание.
Ласло пытались пристроить в психиатрический пансионат навсегда, но что-то не складывалось с бумагами. Его отец бесился из-за сложившейся ситуации, ходил по социальным и медицинским инстанциям, договаривался. Место в пансионате не так просто получить. Надо неофициально проплачивать. Отец вроде даже и проплатил. Собралась комиссия, Ласло внезапно как-то на редкость разумно пообщался, и она, несмотря на его богатый опыт пребывания в больницах, не решилась определить его в пансионат. Здесь у Ласло несмотря ни на что была своя комната, одна на всю жизнь, и он не хотел переезжать в пожизненное заключение.
Дальше было полгода какого-то бреда. Бар так и не открылся. С Аладдином пересеклись всего пару раз. Как будто в жизни возник туман и поглотил полгода. Я занимался ничем.
18 июля. Мне восемнадцать лет.
Приснилось, что иду по двору, рядом с домом. Там большая собака, прикидываю, как ее обойти. А она даже не перемещается, а вспыхивает то там, то там. Никак ее не обойти, она может вспыхнуть рядом в любой момент. Все же прохожу к своему подъезду. А подняться по лестнице непросто, нужно цепляться за железки на перилах, лестница, ведущая к квартире, изогнута. Вообще это не первый раз снится. Ни тревоги, ничего, просто мерцающая собака во дворе, странная лестница. Каждый раз просыпаюсь, так и не дойдя до своей квартиры во сне.
Пришел на кухню, уставился в окно. То же самое, что только что видел во сне, только с другой стороны. И во сне все золотистое, всегда если не лето, то теплая осень, и не ночь, а особое время. Если собрать вместе все время, что я провел, глядя в это окно, может получиться немалое ожидание.
Отец тоже зашел на кухню, спросил, чего не сплю, сел рядом. Сколько мы так молча просидели? Затем он тихо как задорная тень нырнул в комнату и вернулся уже с другим выражением лица — в мгновение помолодел. Он принес шесть колод карт, взял два коробка спичек, лежащих рядом с плитой, высыпал на стол, а колоды с прежней ловкостью перетасовал. Спросил, помню ли я, как играть в двадцать одно. Конечно, помню. Ну вот, блэкджек не намного сложнее.
Что он мне рассказал?
В общем, по всей стране начали появляться казино. Их открывали и обычные комерсы, и братва. В целом легально и без особых рисков. За последний год они проросли как грибы в лесу. И мелкие на пару столов, и мощные — с кучей работников.