Читать книгу 📗 "Дождись лета и посмотри, что будет - Михайлов Роман Валерьевич"
Я ничего не понял. Отец проиграл большие деньги в карты? Куда мы едем? Что вообще произошло? На следующий день мы были в другом санатории, с похожим видом на шепчущее море. Море настолько огромно, что можно ехать много часов, и приедешь к нему же. Через несколько дней та сцена почти в точности повторилась, только не ночью, а днем. Мама взяла меня за руку, пришла к отцу, играющему в карты, и устроила скандал. Я снова стоял и грустно наблюдал за происходящим. Мы снова сели в такси, снова проехали несколько часов, снова меня укачало. Приехали в следующий санаторий.
В третьем санатории нашим соседом оказался солидный человек с молодой женой. Мне сразу показалось, что я его где-то видел, а где именно, не получалось вспомнить. Мы посидели вместе за обедом, он рассказал о прелестях местного отдыха, о том, как хорошо приезжать сюда именно весной. Да, его жена на вид годилась ему в дочери, она внимательно слушала каждое его слово, смеялась над всеми шутками. Уже вечером меня осенило, я вспомнил, где его видел — на задней стороне обложки одной из пластинок. Он был то ли композитором, то ли поэтом-песенником, сочинившим стихи к сказке, которую я постоянно слушал. Сказал маме об этом, она ответила, что скорее всего я обознался. А ночью произошло все то же самое. Мама пришла к отцу, игравшему с этим человеком в карты и устроила скандал. Правда, тот человек был не похож на себя во время обеда, он был бледен, вытирал пот со лба. Мы собрали вещи и быстро уехали. Уже в поезде, глядя на проступающий в окне рассвет, отец сказал, что надо бы слезать с этого заработка. А еще добавил:
— Творческая интеллигенция — самая мерзкая прослойка из всего, что есть внутри нашей классовой борьбы, самая гниль. Они толком и не работают, и не рискуют. Никто к тебе не придет, не предъявит за растраты, никто не закроет. Если вписался, плывешь, пока не сдохнешь. Таких вообще не стоит жалеть. Они, суки, по курортам с девочками отдыхают, суки. Устали. Надо отдохнуть.
Как только вернулись домой, я сразу же достал пластинку, показал родителям. Отец улыбнулся.
— Точно, он. Композитор. А поставь, давай послушаем.
Я поставил. Началась приятная мелодия, а вскоре появился знакомый голос. В давние времена, когда рыцари блуждали по миру в поисках подвигов, когда люди не могли жить без приключений… Отец повторил последнюю фразу о приключениях и задорно рассмеялся.
— Хапнул приключений, композитор. Ничего страшного, у него денег немерено. Пусть отдохнет на море, может новую прелюдию для фортепьяно с оркестром напишет. На, держи.
Он протянут мне колоду карт и сказал, что теперь она моя. А у нас дома были и до этого карты, я прекрасно знал, как они устроены, умел играть. Отец взял пять карт, разложил на полу, сказал запомнить. Запомнил. Он размешал колоду и попросил их оттуда достать. Я без проблем достал. Тогда он увеличил количество карт на одну. Тоже без проблем. Я ошибся, когда мы дошли до пятнадцати карт. Перепутал червового валета с бубновым. Но отец все равно порадовался и сказал, что не ожидал.
Мы стали играть в карты каждый день, но не в какие-то игры, а в «память». Отец медленно выбрасывал из колоды карты, показывая их, оставлял себе пять штук, я должен был назвать, какие у него остались, он раскладывал карточные цепочки, затем их рушил, а я их восстанавливал. Еще он учит тасовать колоду разными способами, крутить карты пальцами. У меня сначала совсем не получалось, все рассыпалось, а затем привык, карты словно стали притягиваться к ладоням. Еще он показал, как метятся карты. Как только они не метятся. Ногтем, чернилами, слюной. Не говоря уже про то, что изначально у всех карт разные рубашки, нужно лишь внимательно на них посмотреть. Если взять новую чистую колоду, не крапленую, или чужую, можно довольно быстро пометить тузы, слегка коснувшись их ногтем, сделав еле заметные насечки, даже такие, что будут не видны, их можно почувствовать подушечкой пальца, если провести по карте правильным образом.
Карты могут быть зеркалами, мерцающими фонарями, рассказчиками. Россыпи красно-черных деталей, гирлянды смыслов, буквы и симфонии. Из карт строятся маленькие вселенные, рассыпающиеся и собирающиеся снова. Карты втягивают в себя каким-то внесмысловым образом. Ведь человеческого смысла в них нет, это пустые картонки. Никакого глубокого существования за раскладами этих картонок быть не может. К ним просто привыкаешь, как умственно, так и физически. Хочется крутить в руках, тасовать, нервы сами требуют. Но не может такого быть, что за ними стоит нечто большее, нечто, въедающееся в человеческую природу. Это же какое-то безумное безумие, я не хочу думать в том направлении. Расклады картонок, случайные картинки и числа — не более чем пустая игра, не касающаяся существования моего «я». Мое «я» живое и подвижное, оно не шифруется цепочками знаков. Нет, нет и нет. Раз и навсегда: нет.
Сколько мы ни играли в дурака, буру или секу на спички, мне не удавалось выиграть. Редко-редко получалось в двадцать одно, и то только когда я сам тасовал колоду. Отец никогда не поддавался. Он говорил, что есть вещь поважнее ловкости — это внимание. Если ты внимательно живешь, ты можешь ходить и собирать лежащие на земле деньги, как ягоды.
Я не очень красочно и детально все это описываю. Можно было бы расписать гораздо изящнее. Через всякие шорохи, предчувствия, ожидания. На самом деле, я тороплюсь. Не хочу рассказывать про то лето, там не было ничего интересного, доехали до деревни, поругались, вернулись обратно, затем снова началась школа, третий класс. Да и вообще все это я мог не рассказывать, оно не такое уж важное, разве что кроме солнечного мгновения, когда мы стояли у двери и обнимали друг друга. Надо было сразу начинать с 17 сентября.
До этого я сны вообще не запоминал, а тот запомнил. В ту ночь я увидел озеро, поглощающее звуки. Не было слышно вообще ничего, абсолютная глухота, и все из-за озера. Стоял на берегу и чувствовал, как это озеро втягивает в себя напряжение, как бы лечит. Если ты нервничаешь и хочешь избавиться от этого, можешь просто сказать озеру, оно все заберет. Ты расслабишься, станешь спокойным. Проснулся. Так наступило 17 сентября, суббота.
Утро казалось летним, теплым, не было еще никакой осени ни в настроении, ни в погоде. Поставил пластинку «Зодиак», умылся, пришел на кухню. Мама сказала, чтобы я хорошо позавтракал, мы сегодня едем на свадьбу, сейчас папа вернется, мы вызовем такси, сядем и поедем. У друга отца сын женится. Мама пошла в комнату, принялась доставать из шкафа разные наряды, прикладывать к себе перед зеркалом. Я сказал, что мне приснилось озеро, поглощающее звуки. Мама ответила, что хорошо, озеро так озеро, надо быстро собраться. Вскоре пришел отец, сказал «карета подана», мы вышли, сели и поехали. Сразу же попросил открыть окно, чтобы можно было высунуться головой, когда начнет укачивать.
Мы проехали пару часов по нормальной дороге, затем свернули на лесную. Всю дорогу у меня в голове крутилась утренняя электронная музыка. Минут через двадцать тряски и ожидания подъехали к большим воротам. Строгие люди подошли к машине, посмотрели сквозь стекла на нас, кивнули отцу. Ворота открылись. Какой-то пансионат или санаторий, много маленьких аккуратных домиков. Мы вышли из машины.
Это был удивительный воздух, не похожий ни на городской, ни на деревенский, мягкий и душистый. У меня сразу закружилась голова, наверное, из-за хвойного леса или ароматного дождя. Не может же такого быть, чтобы там специально распылили дымовой нектар. Можно уснуть или потерять сознание.
Нам открыли один из домиков. Мы забросили вещи и сразу же вышли.
Не только запах, но и звук был необычным. Природа слегка звенела. Уютные постройки — как в волшебном городе. Показалось, что я уже представлял себе эти места, когда слушал пластинки.
Около двухэтажного дома стояли люди. Седой и сутулый человек, увидев отца, перестал разговаривать, раскинул руки, вразвалку подошел, обнял отца, а меня погладил по голове.
— Хорошая здесь природа, правда? Погостите, может? Оставайтесь на сколько захотите.