Читать книгу 📗 "Дождись лета и посмотри, что будет - Михайлов Роман Валерьевич"

Еще дискотеки.

Дискотеки устраивалась почти каждую неделю в Доме культуры уже закрывшегося завода. Снаружи это выглядело так. Отброшенное здание на краю города, рядом с закрытыми заводскими воротами. Иногда оно начинало трястись, звучала громкая музыка, в окнах все пестрело, сверкало. Ближе к темноте люди стайками сходились, заползали и распределялись внутри. Накрашенные, откровенно одетые девочки лет от тринадцати, а то и меньше, смелые подростки, а еще хмурые люди с кастетами, спрятанными в карманах.

Когда все происходит в полутьме или мерцании, кастет — самая удобная вещь. Можно не бросать соль в глаза, и без того ничего не видно.

В один момент что-то случалось, тебя скидывало волной, как при взрыве, и внутри месива уже непонятно, кто против кого, все выплескивали из себя гнев, затем расходились по сторонам, находили своих и с умом объединялись в боевые группы, выходили на воздух, во двор за здание, и разбирались со всей жестокостью. Химоз ходил и приговаривал «какие жестокие люди». Его никто не бил, если только случайно, у него бы тело не выдержало первого же замеса. Обычно он в стороне ходил и глючил, а затем помогал добраться до дома. Мне тоже. Когда глаза не видят, харкается кровь, вся куртка вымазана — нужен кто-то, кто доведет до дома. Хоть Химоз. Иначе можно лечь под кустом и превратиться под утро в ледышку.

Часто я приходил в ночи избитым, мама кричала, качалась на стуле до утра, обхватив голову руками. Пила таблетки и выплывала на работу. Я ее пытался утешить, объяснял, что ничего страшного не происходит, мы просто так танцуем.

Химоз обычно сидел у подъезда в кирзовых сапогах. У него на голове был кусок седых волос, а остальные волосы вокруг толком не росли, он всегда был одинаково пострижен, хотя и не стригся. Вся голова в комках и проплешинах. Лицо жесткое, покрытое легкой коркой, загорелое. Один раз подошел к нему, он сказал, что сейчас происходит «существование воздуха». Такое случалось часто: когда смотрел на него, казалось, что он в ответ меня не видит, у него перед глазами пленки — целая череда, по этим пленкам что-то перемещается, как зажатые мошки, и он за ними наблюдает. А то, что перед ним — это то, что за пленками, мутное и неважное. Поэтому когда подходил к нему, он меня часто не замечал, продолжал сидеть и вглядываться в свои внутренние экраны. И в этот раз так же, только он еще и объяснил. Существование воздуха — это те самые перемещения в глазах.

У Химоза в руках привычно был целлофановый кулек с омерзительной на вид желтой субстанцией, смесью клея с чем-то, о чем неприятно думать. Как-то он протянул мне этот кулек и сказал «кайф». Ответил ему, что мне даже смотреть на это тяжело, не то что прикладывать к лицу. Не сказать, что я сильно брезгливый, но это уже перебор.

У Химоза полностью отсутствовала агрессия. Если кто-то ему говорил обидные слова, называл его Химозом и Дихлофосом, он никак не реагировал, а иногда хрипло посмеивался. Жил он с бабкой-алкоголичкой в маленькой захламленной комнате.

Еще персонажи из моей жизни. Митя и Алик — самые черти. Кальмар. Ласло. Про всех сейчас расскажу.

С Митей и Аликом мы ходили вместе на бокс, но они быстро оттуда ушли, сказали, что Гном — ушлепок, лучше просто самим заниматься в гараже, чем держаться этого ненора. А я ушел чуть позже, реально стало напрягать, что Гном впадает в крайняки. Обычно это Митя и Алик провоцировали махачи на дискотеках, затем разыскивали по району тех, с кем дрались, и разбирались. У них был какой-то переизбыток жизненности и агрессии. Иногда я радовался, что дружу с ними, а не против них, иначе жизни бы не было. Митя вообще вытворял дичь. Он мог идти и, завидев какого-то пацана, прогуливающегося с подружкой, подойти к ним, перегородить дорогу, достать свой шланг и помочиться, а затем закричать на всю улицу «что вы тут нассали». Никто не хотел с ним связываться, считали психопатом. А Алик был более четким. Он объяснял, что надо делать дела, искать выходы на людей. Подозреваю, что он со мной сдружился из-за того, что слышал про моего отца и его биографию.

12 декабря. Митя с Аликом зашли ко мне, сказали, что есть кое-что «элитарное».

— Пошли закроемся, а то если здесь, вонизма начнется, на тебя мать наорет потом.

Мы вышли к гаражам, там у отца Алика стояла разбитая машина. Отец Алика был одним из многих, кто остался без работы после закрытия завода. До этого он был веселым и убедительным. Мог подозвать во дворе, демонстративно вручить какую-нибудь пластмассовую хрень типа паровозика и сказать громко при соседях: «Играй, ребетня, для вашей радости вкалываем». А после закрытия завода стал постоянно бухать. Садился на пол, обкладывался всеми этими желтыми и синими игрушками и сам играл — возил паровозики, перемещал уточек.

Зашли в гараж. Алик бережно, трепетно, медленно завернул растертую травку в бумажки, прикурил каждую и протянул нам. Митя втянул, подождал немного и прошептал «дерьмо». А со мной получилось странное. Травка, а это была не травка, а какая-то херь, пролезла внутрь, через полоску дыма, и разошлась по всему телу. Я подошел к Алику и в легкой панике спросил, где мне лечь. Да ложись где хочешь. Можно я спрячусь под тем покрывалом? Не вопрос, прячься. Мы тебя не будем трогать.

Это был не кайф, а превращение в мочалку, в пористую дышащую среду. В один момент показалось, что я просвечиваюсь и покрывало не помогает. А они стоят и ржут надо мной.

— Русланчик, ты как? Пробей по груше, вот висит.

Там был старый истерзанный боксерский мешок, по которому мы колотили. Я каким-то образом поднялся на ноги, но тут же понял, что не имею четкого тела и ударить не получится, потому что воля разъединилась с телесными возможностями, я рассыпан по углам и стенкам гаража.

— Русланчик, не падай, брат. Кайф ведь.

Да какой там кайф. Это ад. Митя и Алик ржали, глядя на то, как я пытаюсь перемещаться по гаражу.

Стало страшно оттого, что теперь все время так будет. Я останусь раскиданной по разным частям света полумыслящей субстанцией. Она еще слегка шевелится. Там, в дальнем углу, лежу «я», размазанный как остатки пены по ванне, из которой слили воду.

— Элитарная тема.

Да. Вполне элитарная. Я встал на колени, уперся руками в пол. И вообще забыл, как двигаться. Как теперь лечь или встать.

— Слышь, Русланчик, только не мочись здесь, кто убирать это будет?

Ночью я понял, что херь так просто не оставит, залезет в сон. Так и вышло, мне приснилось, что еду в автобусе, только у меня внешность человека лет шестидесяти с наколками на лице, совсем не похожего на меня. Рассказываю людям рядом, что поменялся с ним внешностью, чтобы выехать за границу. Затем в автобус начинают заползать собаки с крысиными лицами. Я залезаю повыше и начинаю стряхивать их с себя. Стряхивать как пыль или грязь. Или болезнь.

Наутро ломало голову и шею, еще сильно тошнило. Но, к счастью, тело слушалось. К вечеру пришел в себя полноценно, нашел Алика и сказал, что да, кайф.

А теперь моя тайна.

У меня было несколько книг. Они у нас лежали сколько я себя помню. В детстве я их просто листал, затем читал, перечитывал. Не сказать, что они казались мне интересными — в них притягивали и удивляли картинки.

Книга «Венгерские народные сказки» с синей обложкой. В одной из сказок был персонаж Ласло. Много картинок. Синей краской на белом фоне. Ласло идет в лес, Ласло встречает духа леса, Ласло просит ему помочь. К Ласло прилетает большая птица и велит следовать за ней. Ласло находит сундук.

Желтая книга «Аладдин и волшебная лампа». Там Аладдин, Джинн и их приключения. Аладдин смотрит на лампу. Из лампы вылезает Джинн. Аладдин и Джинн собирают камни, разглядывают камни, куда-то летят. Аладдин, Жасмин и Джинн находятся в саду. Колдун пытается похитить лампу. Колдун стоит и смотрит большими глазами на появляющегося из лампы Джинна.

Серая книга военных рассказов разных авторов. Черно-бело-серые картинки. Военные сидят в окопах, наблюдают в бинокли за танками противника. Самолеты, бомбардировка. Стреляют из автоматов. Коварный шпион переоделся, прикинулся рассеянным крестьянином и переходит границу, типа ищет, куда забрела его коза.