Читать книгу 📗 "Дождись лета и посмотри, что будет - Михайлов Роман Валерьевич"

Еще сказка про царевну.

В чем тайна? Не понимаю, как так вышло, но многих персонажей с иллюстраций в этих книгах я встретил в реальной жизни. Нельзя сказать, что они были просто похожи. Не похожи, а именно они. Точь-в-точь. С теми же гримасами, прическами, контурами лиц — короче, они. Например, Кальмар.

Его звали то ли Ломар, то ли Ламар, но мы его понятно как называли — Кальмаром, по созвучию. Его семья перебралась в деревянные бараки за железкой и выбила статус беженцев. Кальмар говорил, что у них началась война, они и сбежали. А где именно началась война — непонятно. Где-то на юге. И кто он был по национальности — тоже непонятно. Мы никогда и не спрашивали. Явно южный. Кожа темная, оливковая, но не похож на цыгана. Джинн из книжки про Аладдина. Длинный, с нездешними черными глазами и дебильными усами. Как мы с ним познакомились? Когда он первый раз вышел из дома, не успел дойти до угла, его сразу прихватили — два пацанчика ниже его на голову, объяснили, что просто так здесь ходить нельзя, надо приносить пользу, или не пользу, а быть более приветливым, раз вышел и увидел кого-то, надо подойти и поздороваться. Непонятно, как они его так быстро повалили и вымазали. Даже собаки подбежали смотреть, как Кальмар плещется в поносной луже. Ничего, поднялся, отряхнулся, пошагал обратно домой. Сходил погулять, короче. На следующий день как только он вынырнул из подъезда, быстрым шагом обошел дом. Его догнали. Встал в смешную боксерскую стойку, расширил ноздри как дракон и сказал, что убьет, если подойдут. Митя увидел, что начинается интересное, подошел к дрожащему оливковому Джинну и ответил, что зря он так, теперь придется его научить общению. Общаться так нельзя. В общем, Митя умудрился стукнуть Кальмара доской по ногам так, что тот сложился и упал на колени. Затем принялся бегать вокруг, харкать на него, приговаривая «ну что, сука, а». Кальмар стоял на коленях прямо на дороге с мокрыми глазами и дрожал. Митя заорал «я тебе не зверь, что ты, сука, дрожишь так». Подняли Кальмара, посадили на скамейку, спросили, кто он вообще и почему так неуважительно ко всем относится. Когда он сказал, как его зовут, все на мгновение замолчали. Митя выразительно посмотрел на него: «Ты, Кальмар, не обижайся». Конечно, это все не в обиду. Так познакомились. Еще про тот случай, когда он упал в лужу. Собака на него залаяла. Не на пацанчиков, которые его сшибли, а на него самого. Лежишь в луже, избитый ни за что, и на тебя еще собака ругается. Наверное, обидно. Приехал в новое место, вышел из дома, а на тебя набросились не только люди, но и животные. Такое гостеприимство.

В тот же день, когда мы познакомились с Кальмаром, я достал книгу про Аладдина, посмотрел картинки. Действительно, он. И не только лицо в цвет, даже тело. Если оживить того Джинна, он наверняка будет так же ходить и смотреть, как Кальмар. Такая же будет походка.

Кальмар позвал к себе. Мы поднялись на второй этаж. Все скрипучее и сырое. Повсюду развешано белье. Совсем мелкие дети — его брат с сестрой. И его мать движется между висящими на веревках полотенцами. Еле сочится из окна свет. Кальмар спросил, буду ли чай. Открыл кран. Воды сначала не было, она скопилась далеко и пошла не сразу. Появились звуки, похожие на пение. Как будто пел целый хор. Когда вода полилась, пение затихло.

Кальмар сказал, что здесь им хорошо, а там, откуда они приехали, всех вырезают. Я ему ответил, что здесь свои проблемы, но уж точно его вырезать никто не станет, надо только правильных людей держаться.

23 марта. Мы сидели с Химозом, Митей и Кальмаром у дальних сараев.

Митя показал на окно угловой квартиры на втором этаже.

— Кто там вообще живет?

Мы вроде всех знаем из этого дома, а в той квартире непонятно кто живет. Ни разу не видели, чтобы оттуда кто-то выходил. Из соседних — да, каждый день, а из этой никогда. Окна плотно закрыты занавесками, и так было всегда, никто ни разу их не раздвигал. Наверняка внутри душно и тяжело. Если кто-то живет, то как он питается, как ходит в магазин?

— Может, там жмур отдыхает.

— Была бы вонь на весь подъезд.

Да, точно, скорее всего там просто никого нет.

В окне соседней квартиры появилась большая улыбающаяся голова. Человек начал бить по стеклу и мычать. Там жил гигантский карапуз, похожий на снеговика, его но ночам выгуливала старая мать. Сколько ему было лет? Тридцать, сорок? Он ничего не говорил из слов, выкатывался из подъезда, бегал, издавал пугающие звуки. Днем, видимо, ей было стыдно его показывать. А по ночам он резвился во дворе, подбегал к сараям, плевал на них. Когда это начиналось, мы замолкали, провожали взглядом мечущуюся тушу, здоровались с его матерью. Даже не хотелось шутить по этому поводу, все осознавали жуть происходящего.

— Ты что сделаешь, если Карапуз подбежит и харкнет в тебя?

— Если харкнет в тебя, ты таким же станешь.

Мать Карапуза, высушенная полоумная старушка, всегда пахла едкими лекарствами. Она часто орала на него, а когда не орала, ходила и шепталась.

Ночная осень, Карапуз плещется в опавших листьях как в воде, а она ходит по кругу и шепчется.

И вот появилась улыбающаяся голова Карапуза. Он начал бить по стеклу, видимо, подумал, что мы пришли специально к нему, стоим и смотрим на его представление. Стекло дрожало, казалось, вот-вот лопнет. Наверное, так бы и случилось, но появилась мать и оттащила его в глубину комнаты.

Да, из этой квартиры никто никогда не выходил. Непонятно, почему мы раньше не задумывались о ней. Видимо, нужно было однажды подойти и вглядеться в окно.

Поднялись по лестнице, постучали. Естественно, никто не открыл. Митя сказал, что надо бы сходить за отверткой, попробуем вскрыть. Никто ничего не скажет, напротив только одна квартира — Карапуза, поэтому можно смело вскрывать. Вернулись через несколько минут с отверткой, открыли почти сразу, замок оказался хлипким. Митя торжественно оглядел нас и объявил: «Добро пожаловать».

Темный коридор, деревянный скрипучий пол, дальше комната. Все затхлое, тяжелое, с непрозрачным воздухом. Меня сразу затошнило от запаха. Митя смело прошел в комнату, открыл окна. Шкаф с книгами, диван, трюмо с тройным зеркалом. На кухне пустой холодильник, повсюду следы чего-то разлитого и разложившегося. Эта квартира долго гнила, так бы и осталась гнить, если бы мы не пришли.

В общем, мы захватили эту квартиру, почистили и сделали местом своего обычного присутствия. Принесли магнитофон, я перетащил туда свой видак, и мы подключили его к тамошнему черно-белому телевизору.

Чарли сэз олвейз тел юр мами. Химоз танцевал под эту песню, смешно передвигаясь. Будто на полу что-то вспыхивало, и он туда сразу прыгал. Для него это была не старая скрипучая квартира, а модный клуб с мигалками и зеркальными шарами.

Алик часто приносил траву. Я его каждый раз спрашивал, не элитарная ли, он отвечал «не-не, ты чего, тогда был единичный подгон, больше не достать». Химоз говорил, что вообще не чувствует траву, как будто воздух дует. А мы нормально грелись. Митя каждый раз ржал, падал и складывался, а я закрывал глаза и уплывал в воспоминания.

12 апреля. Зашел Алик, сказал, что надо идти прямо сейчас, сладкий подгон. Ответил ему, что не буду ничего элитарного пробовать. Алик махнул рукой, чтобы быстрее собирался. Да это не то. Митю с собой не захотел брать, чтобы он не отчудил дичи, со мной решил поделиться. Около моего подъезда стояли две девушки. Когда мы вышли, они внимательно и несколько надменно посмотрели на меня.

— Двигаем, некогда залипать.

Алик повел всех нас на нашу общую квартиру. Мы расселись в комнате. Он как обычно достал тертую травку, аккуратно высыпал ее на газету, положил на стол, принялся скручивать сиги.

Девушки милые, с нежными лицами, стройными ножками, из тех, кого видишь на улице и сразу оглядываешься. Не буду их описывать подробно, я же не эротоман, наслаждающийся детальными описаниями женской одежды и изгибов тела. Просто реально складные телочки, о которых мечтают все мужчины, но не душевно, а телесно. Сколько кентов мечтали бы махнуться со мной местами в то мгновение, оказаться на этой скрипучей хате, чтобы напротив сидели эти улыбающиеся девочки. У них свои жесты, переглядывание, поправление волос, ухмылки — вряд ли они этому учились, это часть молодой женской природы. Это селится в них само собой, вместе с источаемыми ими лучами. Мне было неловко и странно. Алик вывел на кухню и сказал, что моя темненькая, а его блонда. Что ей говорить? Я реально не очень опытный. У тебя что, телки никогда не было? Была, конечно, давно. Очень давно. У меня внутри все заколотилось, а тело слегка затряслось, сказал, что не буду дуть, а то совсем берега поплывут.