Читать книгу 📗 "Дождись лета и посмотри, что будет - Михайлов Роман Валерьевич"

Карапуз. Да, сразу тогда подумал, что она мне кого-то напоминает. Что все это означало? Вопрос этот оставался чем-то страшным. Одно время хотелось отвечать на него «ничего». Ничего это не означает. Просто так случилось. А сказка про царевну? Несложно догадаться, кого они нарисовали в виде царевны. Там было рисунков двадцать. Самый классный — царевна в длинном белом платье, сидящая на берегу озера. Что это может означать? Ничего. Просто какой-то художник рисовал девушку из своего воображения, и она оказалась один в один на нее похожа.

Иногда я раскрывал эту книгу и с ней беседовал, рассказывая про свою жизнь и намерения. Папу снова посадили, мама сожгла карты, я ненавижу школу, сегодня я впервые попробовал травку, сегодня меня порезали на дискотеке, ничего, заживет, скоро я за тобой приду, где бы ты ни была.

А если это что-то означает? Тогда получается, что мир прошит тревожными связями. Примерно то же, что с картами. Ведь когда показалось, что от их раскладов может что-то меняться, я сказал «нет». Карты могут влезать в жизнь человека через азарт или удивление, но никак не через потаенные структуры. Хочется так думать. Эти картинки — не совсем карты, непонятно, как в них играть, их можно перелистывать и разглядывать, но все равно. Это некое огромное пугающее предсказание.

5 июня. Три раза просыпался ночью и каждый раз от переполняющего сна. Сначала приснилось, что нахожусь в деревне, мою бабушке ноги, а у нее нет стоп, только обрубки. Подхожу к зеркалу и вижу себя. Неопределенный возраст. А на голове платок, как у сельских женщин. Там присутствует некто, просит рассказать о моих основных занятиях. Раскрываюсь, показываюсь ему и объясняю, что мою бабушке больные ноги — это и есть основное занятие.

Проснулся, пришел на кухню, посмотрел в черное окно. Попробовал снова заснуть. Поднялся на второй этаж. Все квартиры как отдельные раскрытые дома — с коврами, диванами. Пока поднимался, проходил по ним. Там был человек, который меня узнал и добродушно поприветствовал, подбежали его дети и тоже порадовались, что я пришел. Мама показала на пол. Он покрашен бордовой краской, в нем выступы. Сказал, что помню этот пол, каждый бугорок, и что вообще это хорошая квартира — мы в ней жили. Мы в ней когда-то жили!

Снова проснулся, стал лежать и смотреть в потолок, вспоминая детали сна. Уже под утро увидел старый подвал, засыпанный песком. Люди плавают в песке как в воде. Ныряю, пытаюсь провалиться в знакомые лабиринты, с какого-то раза получается. И становится понятно, что этот песок — моя память.

Утро раннее, в пять утра уже светло.

Подошел к окну и вздрогнул. Прямо под окном, стоял и смотрел на меня Ласло. Мой друг. Единственный человек, которого я считал своим другом и кому мог хоть что-то доверить. Я знал, что он должен скоро выйти, но без точных сроков. Больше полгода в больнице не держат. Он будто ждал, что я в пять утра подойду к окну. Интересно, а если бы я встал в семь, в девять? Ласло улыбался и показывал видом, что рад меня видеть.

Я вышел на улицу, мы обнялись и пошли гулять по пустому утру.

Это я его когда-то назвал Ласло, понятно почему, и это погоняло к нему прилипло, все стали так его называть. Я ему не рассказывал про картинки в книгах, но почему-то казалось, что он обо всем догадывается. Иногда я его проверял, задавая неожиданные вопросы по той сказке, типа нашел ли он сундук, как там птица, и он им совсем не удивлялся.

— Нашел сундук?

— Давно.

— Как там та птица?

— Отдыхает.

Когда мы с ним общались, ловил себя на мысли, что не могу предсказать не только то, что он дальше скажет, но даже тему, в которую его выбросит.

«Еще раз так посмотришь, я нырну в твои глаза как в море». «Зачем ты загрязняешь мир, в котором живешь?» «Дождь идет, а я не мокну, я сохну». «Почему у твоей двери нет коврика?»

Он мог интересно и четко что-то рассказывать, а затем внезапно:

«Мой тебе совет: не слушай прогноз погоды на завтра».

Отец и мачеха Ласло по возможности скидывали его в больницу, он им явно мешал жить. После больницы он обычно гулял несколько недель — ходил по всевозможным местам, целыми днями. Алик не очень любил, когда Ласло находился с нами, говорил, что он сводит всех нас с ума, но при этом все равно относился к нему с сердечностью.

Мы прошлись по пустому утру. Он молчал и улыбался. Расспрашивать про больницу не хотелось, так и промолчали час.

Затем он сказал, что у него дела, надо идти, а вечером он зайдет. Какие дела? Я точно знал, что он до вечера будет бродить по рельсам, по болоту, около завода, и даже ничего не поест.

Под вечер он снова появился. Все то же самое, что утром. Я подошел к окну, а он там стоял и улыбался. Мы пошли на хату. Он еще не знал, что мы ее захватили, что у нас теперь есть свое место, и не отсыревший гараж, а полноценная квартира, хоть и скрипучая.

Химоз как увидел Ласло, сразу поставил ему песню. Айм гонна сенд хим аут оф спейс. Сказал, что ему эта песня подходит и почему-то начинает играть у Химоза в уме каждый раз, когда он вспоминает Ласло. Как там в больнице? Тихо и сыро, как на фронте. Не успела закончиться песня, как в квартиру ввалился Алик с двумя девушками — другими уже, но не менее впечатляющими. Увидев Ласло и Химоза, он поменялся в лице. Немного не та компания. Девушки зашли, уселись на диване.

— Ласло, проведешь медитацию?

Ласло кивнул. Алик достал прозрачный пакет с мелкими цветными бумажками, протянул всем по очереди. Мне досталась красно-черная.

— Ласло, начинай медитацию.

— Она уже давно началась.

Я положил бумажку на язык, подержал во рту, а затем проглотил.

— Один знакомый бандос рассказал. Он со своей телкой под кислотой начал сосаться. Языки превратились в провода, по которым типа идет информация. Потом они трахались внутри черных дыр. Кайф, не?

— Это что, реально марки?

— Ну. Подгон от пацанов.

Алик вывел меня на кухню и сказал, что приход еще не скоро, мы можем час посидеть со всеми, а потом он просит меня увести Ласло и Химоза, сам могу вернуться, но они тут не нужны сегодня.

— Ничего против них не имею, но они не по этой теме. Посмотри, классные девочки ведь.

— Ну да.

— Просто проводи их, скажи, что покажешь Ласло что-нибудь. Тут типа что-то построили неподалеку. Новый дом. Он точно пойдет, и Химоза с собой заберите. А сам если хочешь потом возвращайся, как раз начнется.

— Ладно.

Химоз крутил одну и ту же кассету. Как заканчивалась, переставлял на другую сторону, и так по кругу.

Что-то там про иерихонские трубы.

Девушки сидели, прижавшись друг к другу, и хихикали. Алик их постоянно смешил. Ласло молчал, Химоз танцевал. Сколько это продолжалось? В один момент Алик дал мне знак, что пора уходить. Точно помню, что играло в этот момент. Сначала прогноз погоды на английском, а затем торжественные звуки, как будто гимн. Алик строго посмотрел на меня, настаивая видом, что я должен сделать, как договаривались. Я все понял, кивнул ему. После гимна начались тонкие тянущиеся звуки и постукивания, а затем из глубины полилась нежная мелодия. И в то мгновение, когда я раскрыл рот, чтобы сказать Ласло, пошел жесткий бит:

— Пойдем, покажу новый дом.

Зря, наверное, я это произнес. Пойдем, покажу новый дом.

Пойдем, покажу новый дом.

Вы думаете, я буду наслаждаться описанием того прихода, описывая в деталях то, что началось? Следующие несколько страниц текста заполнятся психоделическим абсурдом? Я просто скажу вам: пойдем, покажу новый дом. И замолчу. Мне очень стыдно за то, что там происходило следующие часы. Давайте представим, что я все это рассказал, записал, а затем взял, вырезал и сжег. Представьте, что вы все это прочли и посмеялись, но потом забыли. Просто вырежем этот фрагмент из памяти. Сразу перескочим в четыре часа ночи.