Читать книгу 📗 "Дождись лета и посмотри, что будет - Михайлов Роман Валерьевич"

В этот день многоэтажки торчали из воды как гигантский тростник. Ласло сказал, что покажет что-то важное, надо забраться на последний этаж. Дом — из середины, рядом несколько таких же. Спросил его, почему именно этот, он ответил, что сейчас все объяснит, надо сначала подняться. Лестница пустая, серая, стены с идущей по изломам полоской, отделяющей краску от штукатурки. И нигде никаких звуков, будто в квартирах все спят. Никто не ходит и не разговаривает по телефону.

Поднялись. Квартиры закончились, а наверху осталось одно окно, выходящее на двор. Ласло подошел к нему и замер.

Мы так простояли минут пятнадцать, потом мне надоело и я прервал молчание. Спросил, что мы здесь делаем. Мы смотрим. Хорошо. И что мы видим? В окне дом напротив — такой же, внизу непримечательный двор, заполненный грязной жидкостью.

Ласло сказал, что семь лет назад пришел сюда. Это был самый страшный день его жизни и он хотел выброситься из этого окна. Почему именно сюда? А не было никакой дороги, и слово «пришел» не совсем уместно. Был у себя, а затем сразу оказался здесь, а как шел — непонятно. Мог бы оказаться на последнем этаже любой новостройки, но почему-то оказался именно здесь. И простоял так долго у окна, представляя, как сейчас прыгнет из него и полетит по дождю. Там рядом со стеной мусоропровод. У него лежала растерзанная мягкая игрушка — серая лошадь, она практически сливалась со стеной. Есть же такие животные, смешивающиеся с общим фоном ради защиты. И в один момент она заговорила. Сначала шепотом, а затем во весь голос. И более того, весь подъезд поддержал этот голос эхом. Она не просто говорила, а звучала как общий гул. Первое, что она сообщила, это жуткие перспективы. Если ты сейчас прыгнешь из окна, то сольешься с грязным снегом, будешь так же как сейчас все понимать, но не сможешь больше перемещаться, придется так лежать, растекшись по земле, и мыслить весь ужас существования. И сколько непонятно. Потом всосет вместе с остальной жижей невесть куда. Поэтому не стоит прыгать в окно. А дальше она сказала, что научит всему, объяснит, как устроено то самое существование.

Вспомнил, что на подоконнике в кабинете Эдуарда Петровича, рядом с экзотическим растением, сидел серый конь. Как будто отдыхал под пальмой после тяжелого дня. Можно даже не спрашивать, он ли это. И еще рисунок в книге — Ласло шел по темной дороге и увидел сливающуюся с дальними деревьями неподвижную лошадь.

Сколько суток тогда Ласло просидел на лестнице, слушая объяснения лошадки, он не помнит. После этого его забрали, отвезли. Кто-то заметил его и вызвал службы. Но того времени хватило, чтобы понять, как возникают и исчезают процессы, как рассыпаются причины, что такое «проявление», где хранится память. Как желания и воля проступают на стенах.

Ласло сказал, что здесь я могу хоть гадать, хоть загадывать, больше нет никакого безумия, а есть настоящая свобода. Не надо бояться, как выгляжу и о чем думаю. Некого бояться. Если есть что-то сокровенное, можно его приблизить. Почему именно здесь? Так вышло. Тогда я ответил, что есть одно желание, и оно касается той царевны из книги. Где она сейчас? Здесь. В смысле «здесь»? В этом доме. Она здесь живет. А в какой квартире? В любой. Можно сейчас позвонить в любую квартиру, и там окажется она.

Меня словно выбросило из потока мыслей. Показалось, что это не бред, а скорее остановленные «иные интонации». Сейчас я могу выбрать этаж, квартиру на этом этаже, позвонить в дверь, и откроет она. Как это возможно? Примерно так же, как в многочисленных карточных фокусах, какую бы карту не вытащил, это будет нужная карта. Есть только видимость выбора, ты почему-то думаешь, что выбор совершается случайно, а все не так. И здесь так же. Выбор уже давно сделан: среди множества городов, домов, этажей и квартир.

Как там я говорил… Зачем вообще приводят детские воспоминания? Как распознать самое первое свое воспоминание? Нет, мое первое воспоминание — не празднование Нового года, а с месяц до этого. А может быть и 10 декабря. Я сижу и смотрю в окно. Там стройка, в воздухе плавают гигантские конструкции, строительные краны. Мама подходит и говорит, что это строят новый район, там будут многоэтажки, уже несколько домов готовы. Я машу строителям рукой. Кто-то высовывается из кабины строительного крана и машет мне в ответ. Вот этого явно не могло быть. Потому что эта стройка располагалась далеко, они даже если бы захотели, не увидели меня. Мама говорит, что мы можем забраться на уже построенный дом и посмотреть на наш район сверху. Мы идем, долго поднимаемся по лестнице, и оказываемся именно здесь.

Снова не могу понять, существовало ли то воспоминание до того, как мы поднялись на последний этаж. Кажется, что да. Воспоминания покрыты засохшей коркой, а когда эта корка срывается, они начинают ярко сиять. Да, мне два с половиной года, мама меня берет на руки, подносит к окну и показывает, как выглядит наш район сверху. Мне интересно и страшно. Так. Я же только в тринадцать лет впервые поднялся выше третьего этажа. По-крайней мере так казалось раньше. В общем, трудно понять, где находилось это «воспоминание»: в настоящей памяти или же оно создалось и подселилось.

Никакого воспоминания не было, это резкий выброс невесть куда. Эта лестница, вид из окна, общая неподвижность — часть запутанной истории, внутри которой блуждают «иные интонации». И те триповые провокации про «новый дом». Как и прогноз погоды. Как и жидкий снег.

Ласло повторил еще раз, что могу выбрать любой этаж и любую квартиру. Могу позвонить в дверь, она откроет.

Когда и что я выбирал? Вообще по жизни. Может быть, ничего и не выбирал. Может быть, здесь в доме есть всего одна квартира, снаружи много дверей, а внутри все соединено, нет никаких стен, только лестницы между уровнями. Она сейчас ходит по этой бесконечной квартире и прислушивается, куда я иду. Она подойдет к двери, откроет, и сложится впечатление, что я выбрал нужную квартиру. А квартира всего одна — огромная, извилистая.

Я спустился на пару этажей вниз, подошел к дальней квартире и позвонил. И в подъезде, и внутри квартир звучала музыка, или ветер, соединяющий все места. Послышались шаги. А дальше — звук ключа в замке. Никто не спросил, кто это, и зачем. Дверь распахнулась.

Если делать спектакль, в этом моменте можно поставить мерцающий свет, и создать застывшие в воздухе капли дождя. Чтобы возникло чувство остановившегося времени. Мысли связываются с дыханием, и есть попробовать ни о чем не думать, дыхание задержится, так и здесь. Нужно остановить то, что должно упасть, может это и не капля дождя, а кружащаяся пыль. Из музыки надо выбрать нежный хор, как будто поют не люди, и даже не ангелы, а само это состояние.

Дверь распахнулась. Она сделала еще один шаг навстречу и тихо спросила. Не кто я такой, нет, а где я был все это время, почему так долго не приходил. А потом мы слились в страстном поцелуе, прямо там, рядом с серыми стенами. Надо все это детально описать — каждое движение, прикосновение, и то, как весь подъезд превратился в мягкие заботливые ладони, бережно держащие нас в себе. Хотя можно ничего не описывать, сохранить эти ощущения как нечто скрытое и даже запретное. Когда ловишь мотылька, зажимаешь в ладонях, оставляя ему пустоту, чтобы нормально дышалось, подносишь к уху, послушать, как шелестит крыльями — кто-то сделал это с нами, поймал и закрыл в полутьме, и спросил «вам хорошо?», конечно, хорошо. Даже если нас раздавят в это мгновение, мы не пожалеем о произошедшем.

Конечно, вы почувствовали, что. И наверное, подумали, что сейчас я окажусь в ординаторской, и это будет не Оля, а та секси медсестра, и все это предчувствие конца — не просто так. Мы займемся любовью, за нами сквозь решетки на окнах будут наблюдать больничные птицы, а после она мне откусит голову, как полагается. Да, что-то не то, конечно, все было не так. А где «было»? В памяти. Если бы нас расстреляли из калашей в то мгновение. Мы целуемся в подъезде, нас обступают четкие люди в черных одеждах и размазывают под звуки падающих гильз и грохот, разлетающийся эхом по этажам. Нормальный был бы конец. Многие мечтали бы так закончить существовать. Но этого не будет, существование останется, как и тот мокрый снег. Лошадка все верно растолковала Ласло в тот раз. Мы останемся и будем ждать.