Читать книгу 📗 "Там мы стали другими - Ориндж Томми"

– Нам надо уйти так, чтобы не вступать с ней в разговоры. Она наверняка приготовила нам завтрак. Мы скажем ей, что не голодны.

– Но я голодный, – говорит Лони.

– Разве мы не хотим услышать, что она думает о паучьих лапах? – спрашивает Лутер.

– Нет, – говорит Орвил. – Не хотим. Не сейчас.

– Я не думаю, что она стала бы отговаривать нас идти на пау-вау, – продолжает Лутер.

– Может быть, – говорит Орвил. – Но что, если она против?

Орвил и его братья едут на велосипедах вдоль бульвара Сан-Леандро. На станции «Стадион» они поднимают свои велосипеды и несут их на плечах, а затем едут по пешеходному мосту, который ведет к стадиону. Они сбавляют скорость. Орвил смотрит сквозь сетчатую ограду и видит, как утренний туман рассеивается, открывая голубое небо.

Орвил увлекает своих братьев вперед, объезжая вокруг внешнего края парковки по часовой стрелке. Он привстает с сиденья и резко крутит педали, затем снимает черную бейсболку и засовывает ее в передний карман толстовки. Набрав скорость, он перестает крутить педали, убирает руки с руля и тянется к волосам. Они заметно отросли и доходят до середины спины. Он убирает волосы назад и завязывает резинкой из бисера, которую нашел вместе с регалиями в бабушкином шкафу. Потом продевает конский хвост через полукруглое отверстие в задней части бейсболки, которое защелкивается шестью маленькими черными пластиковыми кнопками, расположенными в ряд. Ему нравится этот звук и ощущение правильности, когда удается идеально защелкнуть все кнопки разом. Он снова набирает скорость, плавно скользит и оглядывается назад. Лони, язык на плечо, изо всех сил крутит педали. Лутер фотографирует стадион на телефон. Масштабы стадиона впечатляют. Вблизи он гораздо массивнее, чем кажется, если смотреть на него с «железки» или автострады. Орвил будет танцевать на том же поле, где играют «Атлетикс» и «Райдеры». Он тоже будет соревноваться, но как танцор. Исполнит танец, который разучил по видеозаписи пау-вау на YouTube. Это его первый пау-вау.

– Мы можем остановиться? – задыхаясь, кричит Лони.

Они останавливаются на полпути.

– Я должен вас кое о чем спросить, ребята, – говорит Лони.

– Так спрашивай, братан, – отвечает Лутер.

– Заткнись, Лутер. Что такое, Лони? – Орвил строго поглядывает на Лутера.

– Я все хотел спросить, – продолжает Лони, – что такое пау-вау?

Лутер хохочет и, снимая кепку, дубасит ею по велосипеду.

– Лони, мы же видели чертову тучу всяких пау-вау, почему ты вдруг спрашиваешь, что это такое? – недоумевает Орвил.

– Да, но я никогда никого не спрашивал, – говорит Лони. – Я не знал, на что мы смотрим. – Лони тянет вниз козырек своей черно-желтой бейсболки с эмблемой «Атлетикс», опуская глаза.

Орвил поднимает голову на звук пролетающего над ними самолета.

– Я имею в виду, почему все наряжаются, танцуют и поют по-индейски? – спрашивает Лони.

– Лони, – произносит Лутер тоном старшего брата, который может поставить младшего на место, просто назвав того по имени.

– Проехали, – сдается Лони.

– Нет уж, – настаивает Орвил.

– Каждый раз, когда я задаю вопросы, вы, ребята, заставляете меня чувствовать себя глупым, – говорит Лони.

– Да, но что делать, Лони, если ты задаешь чертовски глупые вопросы? – парирует Лутер. – Иногда и не сообразишь, как на них отвечать.

– Тогда так и скажи, что не знаешь. – Лони крепко сжимает руль. Он тяжело сглатывает, наблюдая за своей рукой, затем наклоняется, чтобы проверить тормоза и переднее колесо.

– Это просто старинные традиции, Лони. Танцы, песни индейцев. Мы должны их продолжать, – объясняет Орвил.

– Почему? – спрашивает Лони.

– Если мы этого не сделаем, они могут исчезнуть, – говорит Орвил.

– Исчезнуть? Куда?

– Я имею в виду, что люди их забудут.

– Почему бы нам просто не придумать свои собственные традиции? – У Лони не иссякают вопросы.

Орвил кладет руку на лоб, как это делает их бабушка, когда расстроена.

– Лони, тебе ведь нравится вкус индейского тако? [57] – говорит Орвил.

– Да, – отвечает Лони.

– Может, ты просто придумаешь свое собственное блюдо? – продолжает Орвил.

– Вообще-то звучит довольно забавно, – говорит Лони, все еще глядя вниз, но уже слегка улыбаясь, что заставляет Орвила рассмеяться. Смехом проскакивает и слово «глупо».

Лутер тоже смеется, но он уже смотрит в свой телефон.

Они снова садятся на велосипеды и, поднимая глаза, видят вереницы машин, въезжающих на парковку, и сотни людей, выходящих из машин. Мальчики останавливаются. Орвил слезает с велосипеда. Это другие индейцы – те, что выходят из машин. Некоторые из них уже в полном облачении. Настоящие индейцы, каких они никогда раньше не видели, если не считать их бабушки. Хотя, вероятно, ее следовало бы считать, только вот мальчики затруднялись сказать, что в ней такого индейского. Она была единственной, кого они знали, кроме своей мамы, но о маме слишком тяжело думать или вспоминать. Опал работала на почте. Почтальоном. Дома она любила смотреть телевизор. Готовить для них. Больше они ничего о ней не знали. Да, еще она жарила им хлеб по особым случаям.

Орвил подтягивает нейлоновые лямки своего рюкзака и отпускает руль, позволяя переднему колесу вихлять, но балансирует, откидываясь назад. В рюкзаке сложены регалии, в которые Орвил с трудом втискивается; черная толстовка размера XXL, которая ему слишком велика, но так задумано; и три теперь уже сплющенных сэндвича с арахисовым маслом и мармеладом в пластиковых пакетиках на молнии. Он надеется, что сэндвичи им не пригодятся, но, может, и придется их съесть, если индейские тако окажутся им не по карману – как еда на матчах «Атлетикс» в обычные дни, кроме «долларовой ночи». Про индейские тако они знали только потому, что бабушка готовила их на дни рождения мальчиков. Это одно из того немногого «индейского», что она делала. И она всегда напоминала им, что это блюдо рождено не традицией, а нехваткой продуктов и желанием сытной и удобной еды.

Чтобы позволить себе хотя бы по лепешке индейского тако на каждого, они едут на велосипедах к фонтану позади храма мормонов. Лутер недавно побывал там во время экскурсии в парк Хоакина Миллера и рассказал, что люди бросают в фонтан монеты для исполнения желаний. Братья заставили Лони закатать штаны и собрать все монеты, которые увидит, пока Орвил и Лутер обстреливали камнями здание общины наверху лестницы над фонтаном, отвлекая внимание и не задумываясь о том, что это хулиганство почище выскребания фонтана. Спуск по Линкольн-авеню после этого стал одним из лучших и глупейших совместных приключений на их памяти. Можно так разогнаться с вершины холма, что во всем мире не останется ничего, кроме ощущения скорости в теле и ветра в глазах. Они отправились в Бейфэр-центр на Сан-Леандро и выцарапали из фонтана все, что могли, прежде чем их прогнал охранник. На автобусе они доехали до Научного центра Лоуренса в Беркли-Хиллз, где бил двойной фонтан, который, как они знали, практически не тронут, потому что туда приходили только богатые люди или дети на экскурсии. Собрав все монеты и обменяв их в банке, они получили в общей сложности четырнадцать долларов и девяносто один цент.

Когда они подходят к дверям стадиона, Орвил оглядывается на Лутера и спрашивает насчет велосипедного замка.

– Ты же всегда его носишь, – говорит Лутер.

– Я просил тебя взять его, когда мы выходили из дома. Лутер, сказал я, можешь захватить замок, а то боюсь испортить регалии? Ты что, серьезно, не принес его? Черт. Что же нам теперь делать? Я спрашивал перед самым выходом, и ты сказал, что он у тебя. Лутер, ты так сказал.

– Должно быть, я говорил о чем-то другом, – оправдывается Лутер.

Орвил бурчит себе под нос: «Ладно» и делает им знак следовать за ним. Они прячут велосипеды в кустах на задворках стадиона.