Читать книгу 📗 "Столица - Менассе Роберт"
— Сейчас я спрашиваю тебя, — сказал Матек. — Что тебе известно? Что ты можешь мне сказать?
— У тебя было задание. Не знаю какое. Что-то пошло не так. Не знаю, что именно. Не по твоей вине. Тебя ждут. И бояться тебе нечего. Вот что я должен тебе сказать, если ты спросишь.
Матек посмотрел на Симона, кивнул, взял его лицо в ладони, притянул к себе и прижался ртом к кроваво-красным губам Симона. Кроваво-красное, единственное яркое пятно в этом помещении, которое в этот миг было космосом, а одновременно шлюзом в широкий мир.
Затем он вышел из монастыря на волю, грозную и находящуюся под угрозой.
После дней, проведенных в безмолвном сумраке за толстыми стенами, яркий свет дня поразил его как молния.
ГД «Сельское хозяйство» не откликнулся на межслужебное совещание по юбилейному проекту и никого не прислал. Организация юбилеев и торжеств никого в этом гендиректорате не интересовала, тем паче когда центральное место в торжествах займет отнюдь не выставка достижений европейской аграрной политики. Еще меньше «Сельское хозяйство» интересовало, что ГД «Информация», как нарочно, поручил подготовку торжеств «Культуре», этому «ковчегу в сухом доке», как однажды выразился Джордж Морланд. Слон знал, что на самом деле из мухи не сделать слона.
И теперь, как нарочно, именно Джордж Морланд из «Сельского хозяйства» после первых же происков Совета, принялся и в Комиссии плести сети, которые станут для проекта силками.
Как и большинство английских чиновников, Джордж Морланд не пользовался в Комиссии большой симпатией. Даже сам председатель как-то раз сказал: «Британцы признают здесь лишь одноединственное обязательное правило — что они являются исключением». Действительно, англичан всегда подозревали в том, что интересы Лондона для них превыше интересов сообщества. Зачастую подозрение было оправданно. Правда, в иных случаях дело обстояло сложнее: что ни говори, Соединенное Королевство действительно было исключением. Ведь некоторые владения английской короны юридически не входили в состав Соединенного Королевства, например остров Мэн или острова в Ла-Манше, что ввиду развития европейской налоговой политики представляло неразрешимую проблему: налоговые оазисы страны — члена ЕС, к которым юридически не подступишься. Королева формально возглавляла государства Содружества, что не могло не привести к юридическим казусам, например во всех торговых договорах, какие ЕС заключал с государствами, не входящими в Евросоюз. Если бы каждый раз эта особая ситуация не учитывалась в специальных постановлениях, то, например, Австралия могла бы вдруг оказаться частью европейского внутреннего рынка. С Англией вообще с самого начала было непросто, хотя, конечно, иные англичане стали в Брюсселе европейцами. И нельзя не признать, что и Джордж Морланд за годы в Брюсселе не только немного освоил французский, но и проделал серьезную европейско-политическую работу. На своем посту в «Сельском хозяйстве» он всегда выступал как страстный защитник и покровитель мелкого сельского хозяйства, и хотя действовал так потому, что хотел видеть английский ландшафт ухоженным в традиционном смысле, а не разрушенным гигантскими аграрно-индустриальными комплексами и монокультурами, это отвечало и общим интересам Европы. И в таком плане Морланд, отпрыск знатного рода, оставался неподкупен, в том числе и для аграрной индустрии, концернов, производящих посевной материал, и их лоббистов. Он и его семья владели в Восточном Йоркшире обширными землями, которые сдавали в аренду нескольким мелким фермерам. Морланд знал их успехи и нужды. Отстаивать их интересы вопреки радикальной интенсификации сельского хозяйства — классический пример личной выгоды, идущей на пользу обществу. Единственная монокультура, какую он признавал, это трава на поле для гольфа.
Стало быть, Морланд — случай весьма противоречивый. Он знал, что его недолюбливают, но сей факт пока мало касался его работы в Еврокомиссии. Он и в юности страдал из-за этого, сперва школьником, потом студентом в Оксфорде. Внешне неуклюжий, даже смешной, он, несмотря на все усилия, симпатии не вызывал. Круглое розовое лицо, плоский нос, густые рыжие волосы, которые удавалось обуздать только стрижкой ежиком, плотное коренастое тело — сколько ночей он в детстве плакал в подушку из-за насмешливых прозвищ, которые кричали ему вслед. От худшего, чем насмешки, его уберегло происхождение, и оно же — в порядке этакой душевной самообороны — в конце концов сделало его заносчивым, а одновременно и крайне честолюбивым. Он научился приобретать уважение должностями и карьерой, причем, иронически усмехаясь, действовал по старинке: в случае чего пусть те, кто не желает его ценить, боятся его.
Now is the winter of our discontent / Made glorious summer by this sun of Brussels [178].
Но солнце затмилось. Он был ПНЭ, прикомандированным национальным экспертом, его срок в Брюсселе истекал. И в неразберихе переговоров по поводу выхода Великобритании из Евросоюза допустил серьезную ошибку, которая дома порядком навредила его репутации. Немцы действительно заключили с Китаем двустороннее торговое соглашение, открывающее их производителям свинины китайский рынок. Свиньи! Морланд не принял это всерьез, он играл не последнюю роль в бойкоте любых инициатив, ведущих к общеевропейскому договору с Китаем, стремился защищать интересы Соединенного Королевства и не мог предвидеть таких последствий. Ведь этот Кай-Уве Фригге в самом деле оказался прав! Нестабильность на финансовом рынке лондонского Сити усилилась, что ускорило перевод важных фондов во Франкфурт. Из-за свиней! Морланд пребывал в полной растерянности. Он совершенно не понимал, сколь колоссальное экономическое значение имело желание Китая импортировать и отходы с боен. Во времена голода ирландцы за несколько пенсов покупали свиные ноги и часами их варили, такова была скудная еда в годы великой нужды, а свиные уши лондонские мясники даром отдавали постоянным клиентам — для собак. Свиные же головы… н-да. В пасть мертвой свиньи он совал свой пенис, когда проходил ритуал посвящения в оксфордском «Буллингдон клаб», привилегированном студенческом клубе для воспитанников из хороших семей. Этот вынужденный поступок, совершённый ради того, чтобы вступить в клуб, стал для него последним унижением, смягченным хмелем и улюлюканьем. Потом было только признание. В свинье могут содержаться следы тори. Да. Ха-ха! Как же они теперь смеялись, немцы-то. Продают отходы по цене вырезки, но Англия не в доле, а скоро Соединенное Королевство вообще окажется не у дел.
Нелепо и уму непостижимо, однако эта свинячья история во многом послужила причиной того, что Джордж Морланд перешел теперь к радикальной обструкции. Коль скоро Англии нанесен ущерб, ему надлежит хотя бы высмеять вредителей. Вдобавок все, что не удавалось Комиссии, теперь усиливало британскую позицию на грядущих переговорах. И если Комиссия, якобы под эгидой председателя, готовила кампанию по улучшению имиджа, то эту кампанию надо похоронить. Плохой имидж Комиссии — это хорошо. Для Англии.
Откинувшись на спинку кресла, Морланд принялся подпиливать ногти. Почему ногти у него вдруг стали трескаться, слоиться и ломаться? Он подпиливал и размышлял. Временами сдувая с груди пыль опилок.
А милейшая миссис Аткинсон! Морланд усмехнулся. Конечно, с национальной, а тем паче с европейско-политической точки зрения это сущий пустяк, но хорошо бы, крах Jubilee Project нанес ущерб и этой мороженой особе с ее муфтой — превосходное добавление к истории его политических усилий. Ведь только благодаря женской квоте она отхватила пост, которого добивался он сам, причем на первых порах считался фаворитом. Джордж Морланд никогда бы не признался, поскольку не назвал бы это «объективной необходимостью», но уже сама мысль, что он может свалить миссис Аткинсон, доставляла ему удовольствие.
Если он все рассчитал правильно, то совершенно ясно, что теперь нужно делать. Несколько договоренностей за обедом с влиятельными коллегами из других гендиректоратов, лучше всего в кафе «Мартен», у них там симпатичный садик, курильщики чувствовали себя среди коллег вольготно, куда раскованнее, открытее, там-то он и попотчует их надлежащими аргументами, которые их встревожат и настроят против проекта.