Читать книгу 📗 "Чистенькая жизнь (сборник) - Полянская Ирина Николаевна"
«Жигули» в это время отъезжали, инженерша высунулась в окно и тыкала в воздух кулаком, крича:
— Мы еще встретимся!
— Я тебя встрену! — отвечал ей Вовка Бендега.
«Жигули» наддали газу и укатили. Оставшиеся в живых клопы построились повзводно и направились вслед за машиной. Расстояние между ними быстро сокращалось.
А Гриша-Шиша нажал на неиссякаемый запас доброты у матери агрономши:
Она побежала домой, принесла чайник вина, чтобы выпили за ее новорожденных внучат. Витя Бондаренко вынес стаканы и закуску, народ быстро повеселел. Свет из окон бывшей инженерской квартиры падал прямо на ореховые деревья, и о них зашел разговор. Гриша-Шиша поймал слетевший с ветки орех — один из последних — своими огромными ладонями развернул его на две части и достал ядро, похожее на человеческий мозг.
— Самое умное дерево, — загадочно сказал он.
Оказалось, что за это время кто-то еще бегал домой, и народ благословил добытчиков. За новорожденных выпили изрядно, а потом хватило еще принять за инженера. В свое время его не помянули как следует, а теперь — после того, как рассчитались с его женой, все почувствовали себя как бы очистившимися от какой-то давней вины. Ну и само собой запели свои привычные, старинные:
— Помнишь, после армии-то он какой пришел — девки чуть не дрались. Уж фигурка под ним была! Под дочерью-то фигура его.
— Когда трактор с Игоренком перегоняли, под лед ушли, и воспаленье легких случилось у него.
— Не долечился, конечно, даст разве она ему полежать.
— Интересно, рак — переходный по наследственности или нет?
— А может, и заразный!
— Где вот он сейчас, этот рак, который инженера съел?
— Ты спроси, где сам инженер сейчас?
— Да, не может быть так, чтобы весь инженер умер, и от него только грецкий орех остался, который он посадил. Не может быть, чтобы все мысли умерли.
— А рак, он не спрашивает, есть мысли или нет. Понял?
— Не спрашивает, это ясно…
На самом деле все было неясно: осенняя, но почему-то жаркая ночь, веселая песня и печальные такие разговоры, бессвязные воспоминания — все спуталось…
А рак в это время уже подползал к Донцу, облегченно посапывая. Крутой осенний ветер завихрил оставшиеся листья, уронил несколько орехов и задумался.
Жена инженера пыталась возместить себе стоимость пуховика через суд, но следователь обратился к эксперту, кандидату исторических наук. Тот объяснил, что в старину казаки действительно могли разрубать пуховую подушку, но только после специальной долгой выучки.
Да и свидетелей не оказалось.
Елена Полуян
ДОМ БЕЗ ХОЗЯЙКИ
Рассказ
На три рубля, которые Павлуха получил за перепашку картофельного надела у бабки Дарьи, он выпил. Из дровяного сарайчика, что на отшибе за моим магазином, долго слышались в его исполнении берущие за душу песни. Ничего страшного, конечно, никто в этом не усмотрел. Павлуху все уважали. Мужиком он считался дельным и жил в центре деревни в большой избе, обшитой тесом и свежевыкрашенной. На лето они с Полюхой брали из совхоза на содержание старую белую лошадь по кличке Цыган. В это горячее время Павлуха неизмеримо вырастал в глазах односельчан: лошадей в бригаде было немного, и, чтобы использовать их на своих усадьбах, выстраивалась длинная строгая очередь. Сначала лошадью пользовался содержатель, потом семьи, в которых есть мужики, потом одинокие бабы, которые еще в силах управляться с лошадью, потом мужики обрабатывали усадьбы у старух, и, уже когда в своей деревне лошади были не нужны, их могли брать в соседнюю, безлошадную деревню.
— Три рубля-то ему показалось мало, видать, — делилась Полюха своими соображениями с Катенкой в стороне от прилавка. — Ты не помнишь, — обратилась она уже ко мне, — чего он брал-то?
— Да нет, тетя Поль. Их тут много было, мужиков-то.
— А может, они вместе чего сообразили? — предположила Катенка. — Может, посуду нашли, сдали?
— Нет, посуду никто не сдавал, — ответила я.
— Чего-то он у меня по печи все шарил сегодня, — вспоминала Полюха. — Тайник у него, что ли, там какой ость? А пожалуй, что в щель замазывает. Давно я чтой-то подозреваю.
После долгих раздумий и сопоставлений окончательно напрашивался вывод о тайнике в печи.
С этого-то все и пошло. Тут же Полюха полетела домой. А к вечеру Катенка уже рассказывала в магазине о результатах расследования.
— Щель-то, которая у них к стене, расковырянной оказалась. А Павлуха сам только несколько ден назад ее мазал. Видать, туда и прятал.
Из сарайчика все еще доносилось пение…
А на следующее утро Катенка принесла весть, что в доме Павлухи накануне вечером слышался погром. Видимо, он что-то разбивал вдребезги и швырялся чем-то очень тяжелым. Днем молчаливая Полюха снова закупала тарелки и чашки. Катенка после ее ухода сделала предположение, что все-таки Полюха так просто этого не оставит.
— Может, Витьке, сыну, пожалуется? Вот в воскресенье-то приедет и задаст Павлухе — нечего мать обижать. А может, еще и Владимира Николаевича вызовет, участкового? Должна управа-то быть какая!
Но Полюха изобретательностью превзошла все ожидания. Свой план она держала в строгой тайне, и лишь много времени спустя выяснились подробности. Она не стала писать Витьке и, уж конечно, не вызвала Владимира Николаевича. Несколько дней велись приготовления. У себя в доме она собрала все старые, ненадежные стулья, шатающиеся табуретки, треснутые чашки и тарелки (семейная жизнь треснет, говорят, если ешь из такой посуды). Даже от матери принесла кое-что нестоящее. Когда все было готово, Полюха дождалась с работы трезвого мужа и тут-то начала ломку и битье. Старые стулья и табуретки разлетелись по досочкам, треснутые чашки черепками лежали у ног Павлухи, и даже залатанные оконные стекла бойко вылетели наружу.
— Катенк! Катенк! — кричал не своим голосом Павлуха, прибежав к соседскому окну. — Поди взгляни. У меня Полюха умом тронулась!
В это время на крыльце появилась Полюха и пошагала с гордым, независимым видом к матери.
Горячее обсуждение такого события не прерывалось в магазине целую неделю.
— Все бросила, у матери живет, — повествовала Катенка. — Павлуха наутро сам щепки и черепки убирал. Вот как надо с ними!
— Что ж, он и корову теперь сам доит? — спрашивала Серафима.
— Куда ж ему деваться? Все сам, и с коровой, и с теленком, и с овцами. Да поросеночка еще взяли на той неделе.
— Я думаю, все же озорная она, Полюха, — негодовала Серафима. — Куда же мужику с хозяйством самому?
— А зато пить некогда, — отпарировала Катенка.
— Ну а ходил он к ней?
— Сначала-то фыркал, ну а потом — куда деться? — пошел. Говорил, что пить совсем бросит. Только она не верит. Сказала, что в дом не вернется, а уедет к Дуське, сестре, в город. Та ее уборщицей в контору устроит. Будет там в чистоте жить, в халатике по паркетному полу ходить.
