Читать книгу 📗 "Год без лета (СИ) - Чайка Дмитрий"
— Есть, — усмехнулась Кассандра. — С ними и пришла. Голуби один за другим летят. Рамсеснахт, первый жрец Амона-Ра, внезапно умер. У него скверная привычка была. Любил перед сном рядом с кроватью кубок с пивом ставить. В этот раз несвежее попалось.
— Ясно, — сказал я. — Сына Тити постов лишили?
— Лишили, государь, — кивнула Кассандра. — Их передали сыну царицы Исиды. Нашему племяннику не дали ничего, хотя Лаодику царь засыпал золотом и землями.
— Ничего страшного, — ответил я. — Наш план не меняется, он просто будет исполнен позже. После смерти Рамзеса.
— Разумно, — согласилась Кассандра. — Теперь его гибель не свалить на заговорщиков. Подождем, нам спешить некуда, там все равно еще не закончился голод. Смерть фараона сейчас будет не ко времени. Мальчишка и мать чужестранка не смогут удержать страну.
— Можешь объявить в храме об окончании поста, — сказал я ей, замечая, как солнышко уже в который раз за эту неделю выглянуло из-за низких туч. — Боги понемногу возвращают нам тепло.
— О-ох! — Кассандра даже за сердце схватилась. — Радость-то какая! Булок напеку теперь! Да с маслом! И блинов с начинкой. И пирогов… И эту, как ее… кулебяку! Кстати, государь, а в каких землях ты такие блюда пробовал? Мои люди все ноги стерли, нигде ничего подобного не едят.
Я величественно промолчал, понимая, что моя божественная сущность для этой женщины весьма и весьма сомнительна. Она слишком умна для этого. Я ведь сам последовательно искореняю среди высших магическое сознание, а вместо слепой, нерассуждающей веры привношу анализ и синтез. Вот и пожинаю первые плоды моих стараний. Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу.
— Голубь, государь! Из Вавилона! — передо мной склонился гонец, одетый немыслимо пестро. Их должно быть видно издалека. Любой отморозок стыдливо отворачивается, когда встречает такого всадника. Поднять руку на царского гонца — немыслимое преступление, почти святотатство.
— Да сегодня просто день новостей, — усмехнулся я, прочитал сообщение и повернулся к Кассандре. — Все получилось, сестрица. Кулли теперь царь, Элам — смертельный враг Вавилонии, а мы будем посредниками между ними. Ил справился.
— Отрадно слышать, — улыбнулась Кассандра, люди которой немало поработали на том направлении. — Если Дер наш, то путь на восток открыт. Нам теперь Элам не особенно-то и нужен. Жаль только Двуречье разорено дотла. Мы нескоро увидим караваны оттуда.
— Ничего, — махнул я рукой. — Цилли-Амат разберется с этим, а лет за двадцать эти земли заселят снова. Черноголовых всегда становится ровно столько, сколько могут прокормить их поля. Таков закон жизни.
— Государь, какой-то человек у ворот акрополя стоит, — рядом со мной возник командир охраны. — Выглядит, как знатный воин, но оружия с собой нет. Даже ножа нет. Требует встречи с тобой.
— Требует? — поднял я бровь. — Ну и кто это такой? Я очень немногих людей знаю, кто может у меня что-то требовать. Одного пальца хватит, чтобы их пересчитать. Это не фараон Египта?
— Н-е-ет! — ошалело закрутил башкой стражник, не оценив моего ураганного юмора. — Если фараон, я бы понял. Мы его прогнать хотели, но он твердит, что царского рода. Орест из рода Атридов.
— Кто? — произнесли мы с Кассандрой одновременно и растерянно переглянулись. — Да ты в уме ли?
— Он так назвался, государь, — ответил командир дворцовой стражи. — Прикажете прогнать?
— Веди его сюда, — сказал я.
Много лет прошло с тех пор, как я видел мятежного принца, и вот теперь разглядываю его во все глаза. Он очень похож на отца, только тот пылал каким-то яростным огнем, а этот напоминает прогоревший костер. Орест винит меня во всех своих бедах, и у него есть для этого кое-какие основания. Он враждует со мной много лет, и этой борьбой принес своей земле неисчислимые беды. Он знает, что по всей Ойкумене его имя теперь — символ предателя, неудачника и подлеца. Орест как Эфиальт в моей реальности. Не представляю, как он живет с этим. Ведь с него шкуру сдерут в любом месте Ахайи, стоит ему только назваться. А теперь он мнется передо мной, но я молчу. Это он искал меня, ему и начинать первым.
— Я много лет бродил по миру, — заговорил он глухим, надтреснутым голосом. — Ненависть вела меня. Она была источником моей жизни. Отними ее у меня, и я бы умер. Потому как жить без мести незачем. Я ненавидел мать, ненавидел Эгисфа. Ненавидел их детей, хотя никогда их не видел. Я любил сестру Электру, но она погибла. Я любил Пилада, но убил его своей рукой. Я убил дядю Строфия и дядю Менелая. Я помню его слова. Он сказал, что станет богом… Скажи, царь, это правда?
— Правда, — кивнул я. — Я поставлю ему статую и посвящу ему храм. А имена всех спартанцев, что были с ним в том ущелье, высекут на обелиске. Их имена не забудут вовеки. Скоро ты услышишь песни об этой битве.
— Я уже кое-что слышал, — усмехнулся Орест. — Про великую любовь Тимофея и Феано, и про Родос, который отдали за нее. Я же помню эту бабу, она наложница моего отца. Неужели и это правда?
— Каждое слово, — кивнул я. — Тимофей хотел золотом выкуп отдать, а я попросил остров. Ну, он и согласился.
— Это они Электру убили, — глухо произнес Орест. — Я хотел добраться до Иберии, но уж больно далеко. Подумал, лучше тебя прикончу. Ты куда ближе.
— И что же не прикончил? — с любопытством спросил его я.
— Понял многое, — криво ухмыльнулся он. — Походил по Энгоми, с людьми поговорил и понял, что не хочу убивать тебя. Ты куда лучший царь, чем я бы стал. А раз так, то, убив тебя, я не восстановлю справедливость, а еще больше ее нарушу. Нет у меня к тебе больше зла, царь Эней. Прошла ненависть. А раз так, то и жить мне незачем.
— Зачем ты пришел? — спросил его я. — Бросься на меч. Или напади на отряд воинов. Или со скалы прыгни. Мало ли способов умереть.
— Я ведь знаю, что ты меня убить хочешь, — поднял он на меня упрямый взгляд. — Так вот он я. Не нужно меня больше искать, я сам пришел. А за это о последней милости тебя прошу. Похорони меня в Микенах, в некрополе предков. Дядька Меналай сказал, что лисы растащат мое тело, и некому будет даже помочиться на мою могилу. Не хочу себе такой судьбы, больше любой смерти ее страшусь. Казни меня и положи рядом с отцом. Мать и сестра Хрисофемида омоют мое тело, а потом оплачут по обычаю. Они будут приносить жертвы за мое посмертие, я это точно знаю. Помоги. Кроме тебя такое никому не под силу.
— Ты точно хочешь умереть? — прищурился я. — Ты молод, силен, и многое можешь сделать. Ты еще можешь начать новую жизнь.
— Но почему? — непонимающе посмотрел он на меня.
— Если ты сам пришел на смерть, то зачем мне тебя убивать? — пояснил я. — Ты уже получил свое наказание, а смерть станет тебе наградой. Врагу не пожелаешь того, что ты уже испытал. И того, что испытаешь еще. Твоя жена и дети зовут тебя по ночам. Тебе снится друг Пилад и сестра Электра, которую именно ты привел на смерть. Ей неплохо жилось тут, поверь. Ты ведь каждый день плачешь и молишь богов о прощении. Так что казнить я тебя не стану, ты сам себе палач. Твоя жизнь и так окончена, царевич.
— Ты прав, окончена моя жизнь, — растерянно сказал он. — Я со страхом жду наступления ночи. Я вижу во сне лица тех, кого любил. И что мне теперь делать?
— Подойди и склони голову, — сказал я, а когда он сделал это, произнес. — Я, ванакс Эней, властью, данной мне богами, объявляю Ореста из дома Атридов умершим. Также я объявляю о рождении нового человека по имени Афетес.
— Прощенный? — удивленно посмотрел он на меня. — Ты назвал меня Прощенным?
— Назвал, — кивнул я. — Орест умер, а его вина умерла вместе с ним. Тебя проводят в загородный дом, Афетес. Я скажу, что тебе нужно будет делать дальше.
— Я уплыву далеко отсюда? — догадался он.
— Ты даже не представляешь, насколько, — ответил я. — И ты начнешь там новую жизнь. Если сможешь.
— Согласен, — решительно кивнул он. — А если погибну, то и пусть.
Ореста увели, а я глубоко задумался. А правда, зачем я это сделал? Я поддался какому-то неясному чувству, которое томилось у меня в груди. Но в тот момент я точно знал, что поступил правильно. И это чувство правоты становится крепче с каждым мгновением.
