Читать книгу 📗 "No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Пельисер Франсиско Мероньо"

— Подождите немного. Пойду позвоню по телефону.

Мы ждем его на перроне. Холодно, мы поднимаем воротники. Возвращается комиссар:

— Едем в Быково!

— Где это?

— Недалеко, километров тридцать. Поедем электричкой.

В Быково нас приписывают к 1-й авиабригаде Народного комиссариата обороны.

Капитан Капустин, прощаясь с нами, говорит:

— С этого аэродрома будете защищать Москву на самолетах МиГ.

— Что случилось? Почему мы не будем выполнять задачу, к которой готовились?

— Положение изменилось. Враг у ворот Москвы. Задание с немецкими самолетами требует особых условий. Потерпите.

В 1-й авиабригаде нас распределяют по двум эскадрильям: Антонио Ариас, Висенте Бельтран и Гарсия Кано попали в 1-ю эскадрилью; Хосе Паскуаль, Хуан Ларио и я — во вторую. Остальная часть нашей группы под командованием Ладислао Дуарте получила в свое распоряжение самолет И-15: «чато», как называли мы его в Испании. Самолет был выделен для патрульных полетов. Под командованием Л. Дуарте — летчики Франсиско Бенито, Альфредо Фернандес Вильялон, Доминго Бонилья, Фернандо Бланко, два штурмана — Хосе Макайя и Рамон Моретонес, механик Хесус Ривас Консехо и радиоспециалист Анхел Гусман.

На следующий день начались полеты. Мне повезло больше, чем другим: я получил истребитель Як-7, поврежденный при посадке, а после ремонта переданный мне. Остальные сели на самолеты «МиГ». Это были настоящие летающие крепости, вооруженные четырьмя пулеметами и восемью реактивными снарядами. Вот бы нам такие самолеты в Испании!

Дальность полетов у нас весьма ограничена: Центральный институт аэрогидродинамики (ЦАГИ), Кашира, Серпухов, Наро-Фоминск, Быково. Другие пилоты завидуют мне, так как «як» легко набирает высоту, хорошо маневрирует и обладает большей скоростью, чем МиГ. Зато у «яка» слабее вооружение: два 12-миллиметровых пулемета и 20-миллиметровая пушка.

Мой первый боевой вылет проходит на высоте две тысячи метров. Я лечу в составе звена. Под нами Ока. Один берег наш, другой захватили немцы. Стелется дым от пожарищ. Мы внимательно осматриваем небо и замечаем эскадрилью Ю-88, которая только что сбросила свой бомбовый груз возле моста через Оку. Капитан Сурков до отказа нажимает рычаг газа, включает форсаж. МиГ выбрасывает длинный черный хвост дыма и хорошо набирает высоту. Сержант Красивчиков на другом МиГе и я на своем «яке» повторяем боевой разворот командира. Расстояние между нашими истребителями и «Юнкерсами» сокращается. Вдруг самолет сержанта вздрагивает, и два длинных

огненных вихря оставляют за собой черный след дыма. Впервые я наблюдаю атаку реактивными снарядами. Два черных шара от взрывов снарядов повисают в воздухе. Враг увеличивает скорость, и мы теряем его в густой облачности. Слишком рано были выпущены снаряды: расчет дистанции был неудачен.

Мы возвращаемся в Быково. Над аэродромом белая пелена; видимости никакой. Температура воздуха 30 градусов ниже нуля. Я открываю фонарь кабины, выпускаю шасси и ориентируюсь по дыму фабрики, которая находится вблизи аэродрома. «На ощупь» я веду свой «як» на посадку; скорость 200 км/час. Чтобы убедиться в правильности ориентировки, я дважды высовываюсь из кабины. Все идет хорошо. Вот и заснеженное поле, которое легко можно «перепутать» с небом. Когда машина остановилась, слышу встревоженный голос механика Сергея Ивановича:

— Скорее вылезай из кабины!

— Что случилось? Самолет горит?

— Лицо, ты обморозил лицо!

— Лицо? Ты шутишь! Я ничего не чувствую!

— Бельтран! Разотри ему лицо снегом!

Я снимаю очки и шлем. Бельтран берет пригоршню снега и начинает тереть мне щеки. Я ничего не чувствую и ничего пока не понимаю.

Нас ждут на командном пункте, чтобы разобрать полет.

— У вас была возможность подойти к врагу ближе, — говорит капитан Сурков. — А открывать огонь или нет — это зависит от командира. Сегодняшний случай показал, что нам нужно патрулировать на большой высоте. Определить расстояние в воздухе — дело не простое, особенно когда единственный ориентир — самолеты врага: в воздухе они всегда кажутся больше, чем на самом деле.

Сержант слушает замечания в свой адрес, опустив голову. Мое лицо начинает отходить, и теперь я чувствую, как оно быстро опухает. Взглянув в зеркало в простенке, я не узнал сам себя...

После поражения врага под Москвой фашистские самолеты на нашем участке не появляются. Однако нервное напряжение первых месяцев войны еще сказывается. По ночам меня мучают кошмары. Вот я вижу во сне, что фашисты сбросили десант в расположение нашего аэродрома. Немцы просочились через поселок, заполнили двор нашего дома и поднимаются по лестнице к комнате, где мы спим. Я просыпаюсь и обнаруживаю, что сижу на кровати с пистолетом в руке и вот-вот начну стрелять. При этом я, оказывается, кричу: «Фашисты! Стреляйте!..»

— Где? — спрашивает Бланко, спавший на соседней койке.

Из угла, где спят Ариас и Дуарте, слышатся крепкие словечки и нелестные замечания в мой адрес. Я прихожу в себя...

* * *

Обстановка окончательно прояснилась. От Быкова война уходит все дальше. Мы живем почти мирной жизнью, и это нас совсем не устраивает.

— Так больше продолжаться не может, — заявил однажды Паскуаль. — На фронт, только на фронт!

— Надо идти к полковнику!

Однако проходит день за днем, а мы никак не можем договориться, кому идти к полковнику. От одного его грозного вида пропадает желание обращаться к нему с нашими просьбами. Дело в том, что полковник почти двухметрового роста, а плечи у него шире, чем у наших двух товарищей, вместе взятых. На голове —

копна огненных волос, а глаза так и мечут молнии, когда он чем-то недоволен. Мы, видно, еще долго искали бы подходящую кандидатуру для разговора с полковником, если бы не случай, произошедший во время одного из обычных полетов. Зима уже кончилась, снег растаял, и мы уже давно не встречали в воздухе врага. Поле аэродрома покрылось зеленой травой.

На этот раз в воздухе находились капитан Сурков и Бельтран. Возвращаясь, они пронеслись над аэродромом на бреющем полете. Первым пошел на посадку капитан Сурков.

— Как хорошо его слушается МиГ! Тебе нравится? — спрашивает Ариас.

— Это капитан Сурков отлично управляет самолетом! — отвечаю я.

И действительно, Самолет плавно приземлился на «три точки» у самого знака «Т».

— Превосходно, ничего не скажешь! Вот как надо приземляться! — восклицает Ларио. Однако в момент, когда самолет плавно и легко касается зеленого поля аэродрома, из-под его плоскостей в направлении штабных помещений вылетают два реактивных снаряда, которые взрываются на середине поля. А самолет от внезапного пуска ракет переворачивается вниз кабиной и в таком виде вспахивает летное поле. Летчик забыл поставить на предохранитель гашетку реактивных снарядов. В авиации небольшие погрешности чреваты грозными последствиями...

Из-под самолета извлекают бездыханное тело капитана Суркова. На его похоронах мы, испанцы, пролили немало слез, оплакивая своего боевого товарища. Теперь мы не могли откладывать разговор с полковником. Выбор пал на Хосе Паскуаля, Антонио Кано и меня.

— Садитесь! — сказал нам полковник, указав на стулья, стоявшие вдоль стен его кабинета. — Что вас привело ко мне?

— Хотели бы действовать, товарищ полковник.

— Как действовать?! Вам не нравится летать здесь?

— Хотелось бы на фронт — воевать по-настоящему.

— Скоро придется, — говорит полковник, поднимается из-за стола и начинает ходить по комнате. Мы тоже вскакиваем со своих мест.

— Сидите! Это у меня такая привычка... Где бы вы хотели воевать?

— Куда направят. Здесь мы ничего не делаем. Поднимаемся с полным боекомплектом и садимся с полным боекомплектом. Хотелось бы в воздухе встречаться с врагом и использовать боеприпасы против него, а не так, как это случилось с капитаном Сурковым.

И хотя мы не совсем хорошо изъясняемся по-русски, полковник нас понимает.

— Хорошо, хорошо. Я знаю, что вас готовили к выполнению заданий в тылу врага, но каких именно — мне никто не говорил. Я сообщу о вашем желании командованию.