Читать книгу 📗 "No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Пельисер Франсиско Мероньо"

— Но я пришел сюда не для того, чтобы стать поваром. Я хочу сражаться с винтовкой в руках, а не с половником...

— Повар на войне имеет большое значение.

На кухне в моем подчинении оказались бурят Матзу, итальянец Росантини, русская женщина Елена Александровна и украинка Екатерина Васильевна. Мы впятером стараемся изо всех сил, и солдаты нами довольны. Однако в мои планы не входит превращаться из летчика в повара. Наряду со своими поварскими обязанностями я стараюсь освоить необходимые для разведчика-партизана навыки. Кажется, мне это удается. Бойцы нашей части настроены по-боевому. Все верят в победу над врагом. Однако вести с фронтов тревожные: фашисты продолжают углубляться на территорию Советского Союза. Наше обучение ведется в ускоренном темпе.

И вот наступает день, когда комиссия проверяет наши знания. Начинают комплектовать группы для заброски на оккупированную территорию. Отрабатываются конкретные вопросы, связанные с обстановкой в тылу врага, обусловливаются сигналы сбора группы и т.д. В лагерь для подготовки прибывают новые люди.

Наконец нас вызывает генерал.

— Вы готовы к выполнению задания? — спрашивает он.

— Да, поскорее бы. Мы готовы!

— Ваша группа отправляется на задание в известный вам район. Дополнительные указания получите перед вылетом. В тылу будете находиться под командованием товарища П. Есть вопросы?

Мы молчим, понимая, насколько сложна наша задача: в тылу врага с нашим слабым знанием русского языка мы будем вызывать подозрение у населения.

— Если нет вопросов, идите получать снаряжение и оружие. Будьте готовы к ночи.

Из штаба мы идем на склад. Туда уже передали список нашей группы. Сержант называет фамилии и вручает каждому из нас винтовку, патроны, ручные гранаты, мины и охотничий нож, так хорошо заточенный, что им хоть брейся. Кроме того, мы получаем трехдневный паек и одежду, фонарики и парашюты.

— А когда эти продукты кончатся, что будем есть?

— Позаимствуем у немцев!

На грузовике мы добираемся до аэродрома имени Чкалова. Несколько самолетов Ли-2 выстроились в ряд: возле одного из них мы выгружаемся со своим снаряжением. Два механика осматривают моторы, а мы молча забираемся в самолет и располагаемся на сиденьях вдоль фюзеляжа.

Ждем, пока станет темно. В июле в Москве ночи короткие: в три часа уже начинает светать. В ожидании отлета засыпаем. Однако самолет в ту ночь так никуда и не улетел. Спрашиваем у командиров:

— Почему?

— Там, где вы должны прыгать с парашютами, плохая погода.

Три дня подряд мы проделываем один и тот же путь: к самолету и обратно, в лагерь под Москвой.

— Надо поговорить с генералом, — не выдерживает Бланко. — Что-то наш отлет слишком задерживается!

Бланко, Паскуаль и я направляемся к генералу и коротко докладываем о себе:

— Мы из группы летчиков. Уже три дня пытаемся вылететь в тыл противника и все никак не получается... Говорят, мешает плохая погода...

— Этой ночью вылетите. Погода заметно улучшилась. Среди вас нет таких, кто боится прыгать с парашютом?

— Наоборот, все мы только этого и ждем!

После разговора с генералом наша группа успокоилась. Лагерь продолжал жить своей жизнью; о нас будто никто и не вспоминал. Случайно мы повстречали знакомого бурята Матзу. Увидев нас, он удивился:

— А я думал, вы давно уж бьете фашистов!

— Скоро вылетаем. До скорого свидания в тех краях!

После обеда нас разыскал дежурный по лагерю.

— Где здесь летчики, которые должны сегодня вылетать?

— Мы самые, — ответил Бланко.

— Генерал просит вас к себе.

С Фернандо Бланко мы идем в штаб. Дежурный по штабу вручает нам пакет, и генерал говорит:

— В этом пакете — новое назначение для вашей группы. Вы — старший. Сдайте все снаряжение и сегодня в 17:00 явитесь по указанному на конверте адресу.

— Есть!

В недоумении мы выходим из палатки, где помещается штаб. Вот так удар! От неожиданности мы не знаем, что делать: собираем всю группу и не можем прийти к какому-либо выводу. Мы сдаем снаряжение и продукты, предназначенные на три дня, и 20 июля 1941 года в 17:00 прибываем в назначенное место. Оттуда в сопровождении капитана мы идем по новому адресу. Все молчат. Мы поднимаемся на третий этаж, входим в большую комнату. В ней семнадцать одинаковых кроватей, накрытых байковыми одеялами. На столиках пачки папирос, шахматы, домино.

— Кто знает, для чего мы здесь?! — восклицает Ларио, ни к кому не обращаясь.

На его вопрос отвечает сопровождающий нас капитан:

— Товарищи, с этого момента вы будете располагаться здесь. На двери висит распорядок дня.

— А на улицу мы можем выходить? — осмеливается спросить Паскуаль: он явно хочет повидаться со своей девушкой.

— Сегодня нет. Завтра получите удостоверения, тогда будет можно. Да, совсем забыл! — вдруг говорит капитан, оборачиваясь в дверях. — На столе имеется инструкция на случай тревоги, не забудьте почитать ее. Убежище в подвале, рядом с клубом.

Получилось так, что эту ночь мы провели не в лесах Белоруссии, где нам бы пришлось искать друг друга

с фонариками в руках, а в чистых кроватях, приняв перед сном горячий душ и плотно поужинав.

— Добро пожаловать! — встречаем мы остальных испанских летчиков, прибывших на следующий день. Теперь все семнадцать кроватей заняты. Значит, те, кто нас сюда направил, заранее знали, сколько нас.

ТРЕВОГА

Ночное небо переполнено звездами, взрывами, светом прожекторов и трассирующих пуль. Это первая воздушная тревога. Первый вражеский самолет прорывается в воздушное пространство над Москвой.

— Давно объявили тревогу? — спрашиваю я у Ариаса, который стоит, расставив ноги и прислонившись к печной трубе, чтобы не быть сброшенным с крыши взрывной волной.

— Не знаю! — отвечает он.

Поздний час. В окошке на крыше появляются знакомые лица. Это Альфредо Фернандес Вильялон и Хосе Паскуаль Сантамария крутят головами, осматривая ночное небо. Они тоже дежурят сегодня на крыше. В свете прожекторов в нем вспыхивают серебряными нитями десятки повисших в воздухе «колбас» воздушного заграждения. По соседним крышам передвигаются серые тени: там тоже дежурят люди.

На этот раз мы с Ариасом дежурим на самой крыше. Еще один наш товарищ, Макайя, стоит внизу у лестницы — на случай, если понадобится вода. А Бланко и Дуарте — у ящиков с песком: один с лопатой, другой — с железными щипцами с длинными черными ручками. Все мы напряженно ждем, как будут развиваться события.

Начались они так: в одиннадцать вечера из репродуктора раздался голос диктора московского радио

Левитана: «Внимание, внимание! Граждане, воздушная тревога!..»

С крыши мы видим, как вдали, на окраине города, со стороны Пролетарского района, возникает огненная завеса. Постепенно приближаясь к центру, она несет с собой грохот зенитных выстрелов, пулеметных очередей и взрывов бомб. Лучи прожекторов прорезают небо в разных направлениях. Кажется, будто горит сам небосвод.

Вдруг в небе что-то вспыхивает, как молния: это прожектор выхватывает силуэт фашистского самолета. Мгновение — и «Юнкерс-88» в цепких объятиях других прожекторов. Самолет пролетает над улицей Горького, затем поворачивает вправо и над кинотеатром «Ударник» пытается уйти влево. Его путь освещают прожекторы и вспышки взрывов зенитных снарядов. Зенитная пушка, установленная во дворе нашего дома, пока молчит. Мы, испанцы, в шутку прозвали ее «Фелипе». Молчаливые и сосредоточенные артиллеристы ждут приказа открыть огонь. Наконец пушка начинает стрелять, освещая вспышками выстрелов двор.

Немец стал сбрасывать бомбы. Падают стокилограммовые фугаски. Две крупные «капли» летят со свистом: «фиу!.. фиу!..»

— Держись, дружок, эти будут наши! — почти в самое ухо кричу я Ариасу.

«Бум!., бум!..»

— Мимо! — говорит Антонио огорченно. У него такое выражение лица, будто он весьма сожалеет, что бомбы упали вдали от нас.