Читать книгу 📗 "Сотник (СИ) - Вязовский Алексей"
Афганец правильно оценил мой критический взгляд в сторону его лошади.
— Есть те, ходжа, кто привык расставаться с деньгами, а есть те, кто их только берет. Мы платим одной лишь кровью и сталью, вождь.
— Называй меня маликом, чужестранец (3), — нахмурился ходжа. — Я догадался, что золота от тебя не дождешься. Что скажешь о плате за кровь? Ты ее взял — по законам шариата надо заплатить.
— Ты называешь кровью пару царапин? — почти нагло, с точки зрения местных нравов, усмехнулся я.
Ходжа сердито засопел.
Пришло время прийти ему на выручку, спасти лицо, не пролив ни капли крови.
— Как смотришь, малик, на состязание? Я выставлю бойца, ты — своего. Если победит мой, мы проходим. Если победит твой, обсуждаем твои условия. Нам нет нужды брать жизни друг у друга, согласен?
Пока мы беседовали, к нам подтянулись и мои казаки, и воины-горцы. Они подъезжали по двое на одной лошади. Тот, кто ей не правил, имел за плечами два-три фитильных ружья. И у всех за плясами торчали клинки разной длины. Наряженные в высокие бараньи шапки, саланги не особо отличались от обитателей пустынь Аму-Дарьи — схожие кафтаны, широкие брюки, единственное отличие — сдвижные козырьки из жесткой кожи, которыми они закрывали лицо от косых лучей солнца. Между прочим, удобная штука, я бы Платову сообщил, да уже не с кем.
— Покажи своего бойца, — с нескрываемым интересом попросил малик.
— Кузьма, подойди!
Появление Назарова проняло даже невозмутимого ходжу.
— Где я найду такого огромного пахлавана? Давай ты сам, юзбаши, посмотрим на твой корень.
Хитрый заход…
— Признаться, я терпеть не могу дешевых представлений, — с некой толикой укоризны в голосе покачал я головой, расстегивая пояс с кинжалом и избавляясь от шашки. — Но сегодня особый случай, да?
Азмуддин-ходжа удовлетворенно кхекнул и даже потер руки, предвкушая редкое зрелище. Мое каменное спокойствие, уверенность произвели на него впечатление. Оглядев своих бойцов и явно оставшись неудовлетворенным, что-то приказал на неизвестном мне языке — это точно был ни дари-фарси, ни пушту-урду, знакомые мне по прошлой жизни. Тем не менее, я догадался, что он кого-то призывает. В местных горах, судя по всему, собрались все кому ни лень из тех, кто предпочел разбойничий промысел честному труду — хазрейцы, похожие на калмыков, потомки орд Чингиза, отчаянные белуджи, отщепенцы-узбеки, неистовые туркмены. Не самый простой выбор для Азумддина: жизнь здесь, на перевалах, не сахар, и сама природа выступала отличным тренером для поддержания отменной физической формы, для создания чемпионов-борцов. Короче, среди этих ребят, наверняка, имелись достойные, и, если ходжа решил вызвать кого-то еще, значит, он отнесся ко мне со всей серьезностью и даже с уважением.
Прибежавший парень внушал — не выше меня, он будто канатами был перевит. Зрители, включая моих ребят, возбужденно загомонили, когда он избавился от рубашки с широкими рукавами. Малик остался доволен произведенным его бойцом впечатлением, но недолго: от его цепкого взгляда не укрылась реакция Кузьмы, ведь он смотрел на прибывшего с выражением сочувствия! Азумддин нахмурился, не понимая, в чем подвох.
Я тоже разделся, передав черкеску и бешмет Мусе. Быстро проделал разминочный комплекс — не глупое демонстративное щелканье позвонками шеи, а разогрев внутренних мышц бедер.
— Готов? — крикнул Азмуддин, невозмутимый как капля воды.
Кивнул ему в ответ и посмотрел вокруг.
Сюр! Такого зала для спарринга у меня еще не было: отвесные скалы, мглистое ущелье, вьющаяся в воздухе пыль, поднятая переминавшимися с ноги на ногу горцами и моими казаками — и те, и другие увешаны смертоносным железом, — лошади и верблюды, выстроенные в цепочку под присмотром коневодов и лаучей. Для полноты картина разве что не хватало орущих ишаков…
Я сделал шаг навстречу сопернику. Он затеял традиционную игру в хождение по кругу, но меня это не устраивало. Стремительное сближение, прыжок, вертушка — бац! Моя нога врезалась в его голову, и парень неловко повалился набок, наверное, решив, что его лягнула лошадь.
Мне была знакома афганская борьба «пахлавани» — она полностью соответствовала духу афганцев и, в особенности, горцев. К черту правила, главное — эффективность! Подсечки, удушение, броски через бедро — этакая смесь дзюдо с вольной борьбой. Позволено почти все — хоть голову оторви! Вывод? Только мгновенная атака ногой — с этим приемом афганцы не знакомы, можно сходу ошеломить или наглухо вырубить. Я вполне сносно успел растянуться за время похода в почти ежедневных тренировках. Имея в качестве мальчика для битья такого дылду, как Назар, сумел неплохо поставить удар.
— Ох и врезал! — разразились казаки восторженным воплем.
Горцы расстроено переговаривались. Мой противник сделал неловкую попытку приподняться, его руки подломились, и он упал лицом в дорожную пыль.
— Ему нужно несколько дней полежать в прохладном тенистом месте, — оповестил я ходжу, хранившему, к моему уважению к нему, каменный покер-фейс. Сфинкс, а не человек!
Надел черкеску, перепоясался поясом с камой и присел рядом с ним на корточки.
— Ты быстрый, как бенгальский тигр, — бесстрастно заметил Азмуддин, умело скрывая переполнявшие его чувства. — Ногами бить не договаривались!
— Ты сам не оговорил правила, — пожал плечами я.
— Столь же ты искусен с железом?
Это был новый вызов — где-то на грани фола. Обнажим оружие, и кто знает, чем все закончится? Я посмотрел на его бойцов, на их простоватые на вид клинки-кхайберы. Не изящные клинки-бухарки, но вдоводелы в умелых руках. Уж я-то знал!
— Выбери бойца, — последовал мной скупой ответ, в то время как пальцы освобождали подкинжальный ножик моей камы.
— Бабрак! — выкрикнул ходжа.
Высокий, с шрамом через все лицо воин кивнул, сделал шаг вперед, обнажая слегка искривленную полоску острозаточенной стали и… захрипел, схватился за горло. В нем уже торчал брошенный мною нож.
— Зачем⁈ — взвился Азмуддин. — Уговора убивать не было!
Афганцы вытащили оружие, казаки тоже. Сейчас начнется резня? Или нет?
— От дырки в горле еще никто не умирал, — ответил я, вставая в полный рост.
Я подошел к несчастному горцу. Достал из сумочки на боку шелковую ленту и пучок корпии. Прижал ее к ране, наложил повязку., как только вытащил нож.
— Пару дней покашляет, потом пойдет на поправку, — объявил я обомлевшей патентованной компании горлорезов. — Я кидал мимо кровяной жилы.
— Ты тигр, и когти твои подобны молниям! — объявил всем собравшимся восхищенный ходжа. — Добро пожаловать в наш кишлак! Будь моим гостем.
Никто из горцев не проронил и слова возражения.
(1) Панхва — деревянная рама с натянутой на нее тканью. Подвешенная к потолку и приводимая в движение слугой-панхвалом, она выполняла функцию вентилятора.
(2) Пьер Кюилье-Перрон — французский наемник, командовал большими силами маратхских княжеств. Мы еще с ним встретимся.
(3) Малик — глава рода или родовой общины в Афганистане.
Глава 14
За старой крепостью, усталые башни которой, наверное, помнил еще жестокого Тимура или поэтичного Бабура, скрывалась тропа, ведущая в уютную долину. Каждый ее метр был заботливо обихожен, колосилась золотистая пшеница, ореховые и абрикосовые деревья служили символом достатка и миролюбия. Я закатил удивленно глаза — малик меня понял.
— Нам не хватает еды, барс, — грустно пояснил мне Азмуддин. — Племя растет, доходы падают. Мы зависим от караванов, но их все меньше и меньше. Горцы не от хорошей жизни выходят на разбойную тропу.
Мой отряд двинулся дальше, мы договорились встретиться у бамианских гигантских идолов. Несмотря на все возражения подчиненных, я принял приглашение ходжи. Откуда моим бойцам знать, что в афганских горах, на южном склоне Гиндукуша, гость является священной фигурой, его жизнь равна жизни всего кишлака, его принимающего? Как высоко оценил Азмуддин мое знание нюансов горской жизни, так и я многое понимал в мировоззрении салангов, — мне в помощь мое послезнание. Правда, сам ходжа называл свой народ гизарейцами — прозвание, канувшее вглубь веков. Насколько я помнил, мы называли горцев просто моджахедами, душманами, а приходившим на перевалы из Панджшера — «гостями».
