Читать книгу 📗 "Сотник (СИ) - Вязовский Алексей"
— И как это событие, мой друг, отразится на русско-французских отношениях? — В его тоне не было прежнего нетерпения, лишь глубокий, почти философский интерес. — Александр, этот юнец… он ведь не забыл, как умер его отец?
Талейран пожал плечами, его жест был едва заметен, но в нём читалось глубокое знание придворных интриг и человеческой психологии.
— Вряд ли Александр будет рад самоуправству своих казаков, Ваше Величество. Ему, безусловно, не по душе, что армия его отца, посланная с весьма… неоднозначной целью, теперь занимается подобными вещами. И он, конечно, не забыл, что первоначальный проект похода в Индию был предложен нами. А раз новый император старается всячески дистанцироваться от политики своего отца, от всего, что связано с его правлением…
Талейран сделал паузу, позволяя своим словам повиснуть в воздухе. Он видел, как меняется выражение лица Наполеона.
— Понятно, — резюмировал первый консул, и в его голосе прозвучала нотка усталости, смешанная с лёгким раздражением. — Вы не знаете. Вы, как всегда, говорите много, но не говорите ничего.
Он снова подошёл к окну, его взгляд был устремлён в сторону столицы, на серый парижский небосвод, но его мысли, несомненно, были далеко, в бескрайних степях Азии.
— Зато эта история явно положительно скажется на наших отношениях с Англией, сделает их более уступчивыми на переговорах в Амьене, — продолжил Наполеон, и в его голосе появилась едва заметная смешинка.
— Мы сейчас работаем над проектом мирного договора с британской короной. Любые трудности, которые возникают у островитян… нам на руку. Подписание мирного договора явно ускорится, — тут же доложил Талейран. — Сказать по правде, я не верю в то, что казаки смогут дойти до Индии. Персы их не пропустят, а перевалы Гималаев… Нет, это решительно невозможно.
Наполеон посмотрел на министра иностранных дел республики с оттенком укоризны.
— Верю, не верю — мы не девицы, гадающие на ромашке. Главное, чтобы забеспокоились англичане. Их тревожность будет нам на руку. А чтобы ее усилить, добавьте в список наших желаний возврат французских владений в Индии, в Пондишери (4).
В его словах читалось холодное, циничное предвкушение выгоды, которое так часто сопровождало его политические решения. Талейран, конечно, прекрасно это понимал. Он лишь молча кивнул, соглашаясь с последними словами первого консула. В шахматной партии великой политики любое движение противника, каким бы непредсказуемым оно ни было, всегда можно обернуть в свою пользу.
Но он недооценил человека, которому вскоре будет суждено стать императором. Шарль-Морис был проницателен, очень умен, но все же часто не поспевал за скоростью мыслей и планов Бонапарта. Генерал в эту секунду уже все для себя решил. Да, мир с Англией нужно заключить, чтобы поставить точку в истории со второй антифранцузской коалицией и подарить нации минуту триумфа. Но как только умолкнут пушки, в далекую Индию отправится небольшая эскадра с грузом в виде орудий и боеприпасов.
(1) Дуррани или Садозаи — династия выходцев из пуштунских племенных вождей, создавших свою империю после смерти Надир-шаха. В лучшие свои годы она включала территорию современных Афганистана, Пакистана, северо-восточную часть Ирана и северо-западную часть Индии (Кашмир). В конце XVIII — начале XIX века переживала острейший кризис, теряя одну территорию за другой.
(2) Фириджисами в Афганистане того времени называли иностранцев-христиан.
(3) Именно в XVIII веке в исламе возникли ваххабизм, течение «Халиди» и организация «Ихван-муслимин» («Братья-мусульмане»).
(4) Пондишери — французская колония на восточном побережье Индостана. Неоднократно разрушалась англичанами, в 1793 г. была ими захвачена и возвращена Франции лишь в 1814 г.
Глава 15
Еще не так давно Кабул был лучшим городом Центральной Азии — чистым и весьма приятным как для жителей, так и для гостей столицы. Великолепные сады Бабура услаждали горожан своей прохладой, видом фруктовых деревьев, увешанных плодами, и соловьиным пением. Новый город за Кабул-дарьей радовал глаз широкими улицами и виллами знати. Старый город с его извилистыми узкими улочками и двухэтажными домиками, фасады которых украшали окна с резными деревянными ставнями, с ордами ослов и толпами зевак славился огромным крытым базаром, который мог удовлетворить прихоти самого взыскательного покупателя. Беленые стены гигантской, раскинувшейся на высоком холме Бала-Хиссар цитадели-Арка, где размещался дворец шаха, внушали всем чувство безопасности.
— Так было! — уверяли меня купцы, с которыми я познакомился в караван-сарае, выбранным нами для постоя.
В этом здании размером с футбольное поле, укрытом за крепкими стенами, мой отряд легко разместился в полном составе — даже не пришлось никого выселять. Торговля в Кабуле переживала не лучшие дни. Полупустые караван-сараи, напоминавшие маленькие форты, были разбросаны по всему Кабулу.
— Беззаботная жизнь в прошлом, — печалились мои собеседники, которых я попросил просветить меня о столичных раскладах за чашкой чая.
Все изменилось в одночасье, рассказали они, когда Земан-шах, успешный правитель Дурранийской империи, грозивший даже далекому Дели, умудрился рассориться с вождями пуштунского племени баракзаев, позабыв о том, что именно они привели его к власти, и даже казнить их вождя. Он явно переоценил свои силы — в начавшейся войне его армия потерпела поражение, шах бежал, был схвачен и брошен в темницу. Баракзаи хотели видеть на троне его сводного брата Махмуда, но тут вмешался другой брат, Шуджа, которого поддерживали гильзаи, второе по численности объединение пуштунских племен. Архетип идеального правителя Афганистана — это тот, кто владеет Кабулом. Оба брата умудрились одновременно ворваться в Бала-Хиссар, каждый занял башню цитадели и делал все возможное, чтобы не допустить соперника во дворец. Двоевластие и хрупкое равновесие, готовое в любую секунду взорваться вспышкой насилия — вот во что превратилась жизнь когда-то процветавшей империи. Они крепко осложнили мою задачу: стража Бала-Хиссар отказалась пропускать меня во дворец или в башню к любому из братьев Дуррани, даже не приняли мои верительные грамоты, включая письмо от эмира Бухары. Черт побери, Платов все ближе, и у меня нет времени ждать, когда Махмуд разберется с Шуджей или, наоборот, Шуджа с Махмудом! Эта «Игра престолов» на минималках может длиться еще месяцами.
В эту печальную ситуацию оказались замешаны два драгоценных камня, вырванных из Павлиньего трона — Кохинур и рубин Тимура. Еще одна фантастическая история, на которую была так богата Азия, где политическая нестабильность являлась скорее нормой, чем исключением. Ограненный алмаз «Гора света» весом в 191 карат и гигантский лал из Бадахшана украшали трон индийских владетелей и были вывезены удачливым завоевателем-персом, Надир-шахом. После его смерти они достались афганским вождям и вскоре превратились в сакральный символ шахской власти.
— Кому из братьев достанутся эти камни, тот и станет повелителем Афганистана, — на полном серьезе уверял меня один из купцов, с большим удовольствием посвящавших меня в тонкости местной политической ситуации.
Сакральность власти, обеспеченная двумя драгоценными булыжниками? Каких только чудес ни преподнесет мне Восток!
— Такие священные и немалых размеров камни — прямо скажем, не иголка, куда же они делись? — спросил я у своих собеседников, прихлебывая поданный слугой караван-сарая чай из одноразовой чашечки-кулхара без ручки. Простой глиняный неглазурованный сосуд, он придавал напитку своеобразный землистый оттенок.
Показания в отношении владельца камней сильно разошлись. Все сходились на том, что камни должны быть у Земан-шаха, который уже не шах, а заключенный кабульского зиндана. Но как могут быть камни у слепого пленника, находившегося в руках его врагов? Как он попал в плен? То ли когда он проиграл битву баракзаям, то ли был схвачен в результате предательства. Как потерял глаза? То ли его ослепил сын казненного им пуштунского хана, то ли его пытали, чтобы он выдал камни, и уже в процессе он потерял глаза…
