Читать книгу 📗 "Сотник (СИ) - Вязовский Алексей"
— Идешь с нами! — приказал пуштун.
Вступать в пререкания не хотелось — когда тебе в почку тычут острым клинком, не то что дергаться не захочешь — пойдешь как миленький, куда скажут. Я уже догадался, кто меня ждет. Второй претендент, Шуджа-уль-Мульк. Наверное, решил уравновесить шансы с братом, отправив за мной своих гильзаев. Те решили не церемониться, применили жесткий вариант захвата. Часть их осталась контролировать белуджей, а пятерка самых звероподобных поволокла меня под руки через двор к высокой башне, являвшейся частью крепостной стены. Внутрь меня не заводили. Подвели к богато одетому афганцу в простом белом тюрбане.
Мне он сразу не понравился, и не только из-за невежливого приглашения. Длиннобородый, с низким лбом и большими надбровными дугами а-ля боксер Валуев, он имел несколько глуповатый вид. Наверное, всю жизнь из-за этого комплексовал. Ему бы не помешали уроки хороших манер. Фруктами он меня не угощал. Сразу накинулся с вопросами, суть которых сводилась к одному: что я делал у Махмуда?
— Я посол бухарского эмира!
Моя попытка выкрутиться не увенчалась успехом.
— Ты самозванец! — заверещал принц писклявым голосом. — Меня о тебе предупреждали.
Вот это засада! Выходит, прав был Махмуд, когда сообщил мне о связях брата с англичанами.
— Убейте его! — вдруг приказал претендент на трон.
В воздух взметнулись пешкабзы. С виду обычные ножи с простыми рукоятями, только очень большие, они были способны перерубить руку как кусок мыла или раскроить череп сверху вниз так, что клинок застревал в нижней челюсти.
— Стойте! Я могу узнать у Земан-шаха, где он спрятал драгоценные камни! — закричал я, не видя иной возможности спастись.
(1) Сипахсалар — военачальник, осуществляющий общее руководство.
Глава 16
Базары Кабула — суть его процветания, здесь соединились торговые пути с Севера на Юг и с Юга на Север. Эти рынки — не просто транзитный склад, здесь делаются состояния.
Вы ныряете в паутину извилистых улочек, на которые выходят лавки кузнецов, серебряных и бронзовых дел мастеров или медников, — их рабочие работают в низких подвалах, стоя на коленях, а покупатели и заказчики ждут на улице под нескончаемый стук молотков. Протиснуться между ними — еще та задача, конному она не по силам, только ишаку, которых тысячи в столице. Приложив известное усилие, вы вырываетесь на больший простор — неправильными параллелями от нижней части Бела-Хуссар тянутся несколько рынков — Шор-Базар, Орг-Базар и Дерваза-Лагори-Базар. Западная часть последнего, Чар-Чата — самый красивый рынок в Афганистане. Сто саженей в длину разделяют четыре одинакового размера арки, отделанные зеркальными вкраплениями и частицами слюды, вмазанной в отделочный раствор. Скверы с бассейнами и фонтанами делят торговые аркады (1).
Здесь только ночью все успокаивается, при свете дня же крутится бесконечный калейдоскоп человеческих характеров, пестрых одеяний, разными путями попавших сюда животных и, конечно, товаров со всего мира. Тут продают кашемировые шали, там — индийские парчи, муслин и атлас, чуть дальше — кабульские шубы с затейливыми узорами и с фестонами из кожи, отдельные ряды занимали шорники. Фарфор из Китая радует глаз изящным голубым рисунком, встречается немало и русских изделий — железная и медная проволока, кремни для ружей, китовый ус, табакерки, очки, зеркала, ситцы и меха… За каждым привезенным товаром — своя история, подчас трагическая, полная слез и крови. Чтобы попасть на местный прилавок, моржовый клык с далекого Севера, например, должен миновать бескрайние снежные равнины, безводные степи и барханы пустынь, избежать жадных рук туркменов и не достаться на последнем участке пути горцам Саланга. А бронзовому венецианскому зеркалу придется проделать долгий путь сквозь бушующие океаны, объятый сражениями Индостан и как-то объехать безжалостных хайберцев, раздевающих купцов до последней нитки…
Здесь принято долго торговаться, тратить уйму времени на разговоры — порядочный покупатель сядет рядом с владельцем лавки, заведет разговор ни о чем, просмотрит десяток товаров, пока доберется до нужного. Только тогда начнется настоящий торг, опытный клиент может и не купить сегодня то, что ему приглянулось, и вернется завтра. Я такой возможности был лишен — мне дали всего день на подготовку. Поэтому я торопился, забирая почти без торга курильницы, лучшее на рынке пахучее мыло, клетки с соловьями, мускус, большую жестяную трубу, наркотические и ароматические травы, мягкую кошму, в ворсе которой тонула рука, и желоба для садового полива.
Нужно журчание воды, отчетливое, однозначное, но как его добиться за выделенные мне сутки? Фонтан за такое время не соорудишь. Решение нашлось, и предложил его садовник уединенной виллы, предоставленной по моему требованию. Он ухаживал за деревьями, ежедневно поливая их с помощью так называемого «чигирим», примитивного устройства в виде длинного вытянутого кольца из веревки с кувшинами, перекинутого через колесо, насаженное на вал. Этот вал вращал обыкновенный ослик, вода подавалась из колодца, кувшины, двигаясь один за другим, опрокидывались в желоб. Этот самопальный водопровод продлили до окна дома и устроили нечто вроде каскада. Рачительный садовник постарался отвести воду обратно, чтобы она все же добралась по назначению и напоила деревья.
Виллу — скорее пустой дом, обнесенный стеной из битой глины — мне выделил принц Мустафа, а не Шуджа. Когда я закричал, что знаю, как найти драгоценности, думал, что пришел мой последний час, и воспользовался крайним средством. И, как выяснилось, немного поторопился. Загремели выстрелы, пули засвистели над головами гильзаев — не на поражение, а как предупредительные, — в игру вступил тот, кто меня пригласил в Бела-Хуссар. Принц Шуджа быстро оценил как возможную угрозу, так и желание сводного брата окончательно не обострять.
— Стоять! — рявкнул он своим людям. Страшные ножи опустились, не причинив мне вреда.
Я бы назвал появление баракзаев Махмуда классическим термином «кавалерия из-за холмов», но, когда все успокоилось, противники сумели, не пролив крови, договориться, пришло время «отвечать за базар». Принц Шуджа сообщил сводному брату, о чем я имел неосторожность крикнуть во всеуслышание.
— Это правда, посланец сипахсалара Платова? — строго спросил меня Махмуд.
Довольно глупо было бы колебаться и отмалчиваться, стоя перед большой возбужденной толпой афганцев. А они ведь еще трясли в воздухе разной длины и качества, но одинаково смертельно опасным холодным оружием.
— Да, ваши высочества! — твердо ответил я, побоявшись играть с титулами «величества». — У меня есть одна идея, но она требует подготовки.
— Расскажи, что придумал, — не терпящим возражения голосом потребовал Шуджа.
— Здесь? Всех и каждого оповестить о столь деликатном деле? — не удержался я от возмущенного возгласа — уж больно бесил меня этот претендент.
— Отойдите! — тут же приказал Махмуд неотличимым с виду гильзаям и баракзаям, мерявшимся грозными взглядами. В свое время последние поселились на землях, захваченных у первых, и давние обиды не были забыты. Насколько я помнил, племенные распри доживут и до XXI века.
Воины отошли подальше, образовав плотный круг.
— Говори! — взревел теряющий терпение принц Шуджа.
Я рассказал.
— Может и сработать! — задумчиво произнес Махмуд.
— Сутки! Даем тебе сутки на подготовку и не часом больше! — подвел итог прениям его сводный брат.
Собственно, этим я сейчас и занимался, шастая по Чар-Чата-Базару.
* * *
Фонтан моих идей строился на одном допущении, на столь шатком фундаменте, что весь план мог погибнуть в зародыше. На невысказанном вслух предположении, что бывший шах Земан сломлен выпавшими на его долю ужасными испытаниями. Стремительное падение, предательства, пытки, лишение зрения, заключение в кабульский зиндан, который точно не курорт с спа-процедурами, — и все это случилось за год. Любой бы на его месте сломался. Но точно я не знал — уже тот факт, что он до сих пор не выдал место, где спрятаны Кохинур и рубин Тимура, о многом говорил. Да, он был шахом, причем не один год — но он был пуштуном, сильным духом, почти несгибаемым афганцем, закалившим характер в постоянной борьбе и получившим соответствующее воспитание. Говорят, то ли он, то ли кто-то из его братьев для проверки готовности к трону отрезал своему девятилетнему сыну палец, потребовав хранить абсолютное молчание, не сметь кричать — вот такие тут царили нравы. И вместе с тем, история учит, что самых твердых ломает абсолютная власть, вседозволенность развращает. Короче, все было шатко в моей конструкции, но отступать некуда — позади маячил эшафот.
