Читать книгу 📗 "Смех лисы - Идиатуллин Шамиль"

— Но человечество-то спасаешь? — то ли спросил, то ли напомнил Викторыч.

— Ну как человечество. Ма-аленькую часть. Не ковид же, не Эбола и даже не эпидемия — так, штамм резвится, пока не задавили. Задавим, чо. Если свежие результаты местной лечебницы корректны, можем сегодня и закрыть вопрос. Оборудование у них позволяет, я спросил. Это, Викторыч, представляешь…

— А машина в оборудование входит? — поспешно, пока Гордей не начал очередной научный экскурс, спросил Викторыч. — Или опять сам добираться будешь?

— Доберусь уж, тут пёхом-то, — Гордей глянул на экран смартфона, — двадцать минут пёхом. Главное, чтобы ждали и образец наготове был.

Действующее вещество я вроде нащупал, так что…

— Так что защупаешь сегодня по-взрослому — и будет тебе слава, почет и Нобелевка.

— И будет мне премия в пол-оклада и дальнейшая безвестность. Никто и не узнает о том, что в ряде районов никем не вспоминаемой области успешно подавлена вспышка лисьего бешенства, которая могла распространиться на людей, кабы не мужество, стойкость и высокий профессионализм завлаба областной санэпидстанции бла-бла-бла. Хорошая работа не считается оперативным поводом.

— А плохая? Ай, блин!

— О-о, — протянул Гордей, рассеянно наблюдая, как Викторыч, изогнувшись, ныряет себе в ноги и рыщет по щелям в поисках любимого ножика, в который раз выскользнувшего из кармана. — Только плохая работа, считай, и кормит всех, кого не губит. Вот если бы прощелкали начало вспышки, если бы довели до десятка зараженных, а тем более эпидемии, а тем более с летальными, а потом бы еще пару врачей заразили, и чтобы карантин, и боссы из Москвы с мужественными рожами прилетели, и пять чиновников объявили бы, что берут ситуацию под личный контроль, чтобы на местах все от ужаса вообще перестали что-либо делать, чтобы не сделать неправильно, — о-о, вот тогда бы все СМИ и блогеры всего мира трубили бы, и звенели, и лепили селебрити из тех, кто понаглее.

— Так и будь понаглее, — предложил Викторыч. — Пусть болезнь херакнет — ну, чисто символически. Все запаникуют, и тут появляешься ты, весь в белом и с лекарством. А?

— Тебе, Викторыч, не в санавиации работать, а в дорогом пиар-агентстве.

«Макиавелли и косплееры», — сказал Гордей и вдруг, почиркав по экрану, сунул его пилоту под нос. — Вот, смотри. Это лисы по бешенству. Это люди. Им, Викторыч, хреново очень, хотя самую жесть им по симптоматике медикаментозно снимают все-таки. А теперь представь, что таких десятки или сотни.

— И все кусаются, — подхватил Викторыч, который пытался бодриться вопреки бледности и явно потрясенному виду.

— Для этого совсем не обязательно… — начал Гордей, вздохнул, отстегнулся и постучал по заблокированной дверце со своей стороны. — Пошли уже, а то в диспетчерской решили, небось, что мы тут диверсию готовим.

— Пошли, — с облегчением согласился Викторыч, разблокируя дверь. — Завтра последняя точка, вылет в девять?

— Да, все по плану. Если что, наберу. Отдыхай, Викторыч. Недолго мучиться осталось. Завтра вечером дома будем.

Гордей, подхватив кофр из багажной ниши, выскочил в жару, свирепую не по-июньски. Он со второго раза захлопнул совсем разболтавшуюся дверь и зашагал к древнему зданию аэровокзала, где прибывших все-таки ждали: стоявшая в тени козырька крупная женщина отсалютовала и вернулась в позу терпеливого встречающего. Больше встречать ей было некого: самолетик санитарной авиации оказался единственным объектом на летном поле.

Следующим утром Гордей, пройдя бессмысленные, но неизбежные церемонии досмотра, добежал до самолетика минут за пятнадцать до условленного срока. Но Викторыч уже восседал за штурвалом, лениво озирая то поле, то небо.

— Все-таки в Заречном сядем, как собирались? — спросил Гордей, поздоровавшись.

— А что изменилось? — все так же лениво осведомился Викторыч, убирая, однако, руку от приборной панели.

— Да я карту глянул — и там у самого Михайловска здоровенная такая площадка, не то плац. Твой «шахед» сядет без проблем. А нам как раз в Михайловск и надо.

— Надо, да напрямую не положено, — отрезал пилот. — Там военная часть.

— Да ладно.

— Она законсервирована наглухо, но все равно запретка, сам понимаешь.

Гордей хмыкнул.

— Даже сейчас законсервированная?

— Сейчас тем более. От кого тут обороняться, от стратегических союзников?

— Как-то ты, Викторыч, иронически это спрашиваешь. Чем тебе союзники плохи? Не обижают, ласковые слова говорят, экипажик вон тебе подогнали, — Гордей хлопнул по краю консоли.

— Ага, за три ценника.

— Ну, это уж не они виноваты, а тот, кто согласился и заплатил.

— Ласковое теля, ну. Знал бы ты, каким оно лет шестьдесят назад было.

Хотя после этого полк и перегнали. Потом аэродром пару раз расконсервировать вроде собрались, шуршали-шуршали чего-то, но передумали.

Викторыч почему-то вздохнул. Гордей снова хмыкнул и не удержался:

— А ты откуда знаешь?

— Да я ж местный. Местные всё знают.

— О, классно. Местный, а местный, сколько мне жить осталось?

— Вот этот вопрос никаким местным точно лучше не задавать, — посоветовал Викторыч. — Зачем провоцировать. Ну и в целом: нездоровое это знание.

И неожиданно пропел:

— Сколько ни достанется мне, все они мои.

Шансов сделать вокальную карьеру у него было немного. Гордей, оскалившись, спросил:

— Викторыч, хочешь, я тебе доплачивать буду, чтобы ты не пел?

— Ты премию сперва получи за спасение человечества. Хотя бы в половину оклада. Спас, кстати?

— О-о, — загорелся Гордей. — Спас не спас, но наковырял солидно.

Спасибо Полине Андреевне, волшебная совершенно тетка — ну и лаба у нее, честно скажем, нам на зависть. Спонсор какой-то для своего питомника подогнал, и обучение оплатил, и расходники, главное. До двух утра сидели, прогресс просто офигенный.

— Сидели, не лежали? — ехидно уточнил Викторыч. — И По-ли-на… Уз-на-ла. Уа. Ха. Ха. А ты своего не упустишь.

— О да, — согласился Гордей, блаженно улыбаясь, и похлопал по кофру. — Вполне рабочий вариант сыворотки, прикинь. На нескольких пробах испытали, и на крови, и на тканях — всё как в кино, блин. Усасывает и растворяет ви́руса, как капибара травинку.

— Не она одна усасывает, а? — поинтересовался Викторыч, готовясь хихикать, и обломился, встретив безмятежно снисходительный взгляд Гордея. — Ясно. Вот из-за таких, как вы, человечество и вымрет, а не из-за вируса вовсе.

Два часа ночи, а они микроскопы мацают вместо того, чтобы друг друга.

— Интереснейшая тема, для докторской просто, да не одной, — то ли подхватил, то ли продолжил гнуть свое Гордей. — Жаль, что на ходу приходится копаться. И да, ты прав: клиническая картина была бы побогаче, кабы вспышка раньше случилась и не была так четко купирована.

— Да ладно, прав, — почти оскорбился Викторыч. — Я прикалывался, если в чо. По мне, чем меньше болезнь живет, тем лучше. Людям лучше, я так считаю.

— Да кто спорит. Я ж чисто про научный интерес.

— Наука — она для людей, а не против.

— Достоевского ответ, — констатировал Гордей. — Вот тебе за это.

Он протянул пилоту прозрачный чехольчик с палец величиной.

— Что-то ты меня недооцениваешь… — начал Викторыч с кривой улыбкой, которая тут же расправилась и растянулась до ушей. — Блин. А ну-ка…

Он выдернул из кармана, снова едва не обронив, потертый швейцарский ножик и, примерившись, вдел его в чехольчик.

— Как родной, а?

— Вот именно. Я в киоске гостиницы с утра увидел, думаю: ну реально Викторыча размер, надо брать. А там еще закрыто, так я заставил…

Он умолк, потому что Викторыч, не слушая, уже приладил к ушку чехла отстегнутую от связки ключей цепочку, другой конец которой сращивал со шлевкой джинсов, радостно бормоча: «Теперь точно не потеряю, а то задолбался уже».

— Один потерял, другой сломал, — отметил Гордей, явно довольный произведенным эффектом. — Еще и штаны порвешь сейчас.