Читать книгу 📗 "Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя"
Я встаю. Понимаю, что разговор окончен. Все, что я хотела сказать, я сказала. В этой кухне, пропитанной запахом валерьянки и безысходности, для меня больше не осталось воздуха. И мне не хочется находиться здесь ни одной лишней минуты.
— Не могу поверить, что ты стала такой такой жестокой, Майя! — Мать тоже поднимается, ее лицо багровеет, пальцы, побелевшие о напряжения, комкают бумажное кухонное полотенце. — Мы с отцом не так тебя воспитывали! Ты думаешь только о себе, о своей карьере, о своих деньгах! Где во всем этом место для семьи?!
— Да, мама, — я поворачиваюсь и впервые в жизни смотрю ей в глаза без чувства вины и желания угодить. — Ты воспитывала меня удобной. Послушной. Безотказной. Ты очень хорошо научила меня жертвовать собой ради семьи, ради «приличий», ради чего угодно, но только не ради себя. Но я выросла, мам. И моя точка зрения несколько изменилась — спасибо вам обеим за этот охуенный жизненный урок. Удобной соломкой я больше не буду. Тебе придется с этим смириться.
Она открывает рот, чтобы что-то сказать или снова ударить по самому больному, надавить на чувство долга, на любовь к отцу, подергать за все те ниточки, за которые она так умело дергала меня всю жизнь.
Но я забираю у нее и эту привилегию.
— И еще одно, — добавляю чуть жестче. — Если ты или Лиля еще хоть раз посмеете втянуть в свои разборки отца, если из-за вас с ним снова что-то случится… Я не знаю, что я с вами сделаю. Но обещаю, вам это очень не понравится. Я найму ему лучшую сиделку, перевезу в отдельную квартиру, которую сниму на другом конце города, и вы больше никогда его не увидите. Я серьезно.
Я разворачиваюсь и иду к выходу. За спиной — оглушительная тишина.
Они молчат. Обе.
Наверное, впервые в жизни жестко заело обоих.
Наверное, они, наконец, поняли, что я не шучу. Что во мне что-то сломалось. Или, наоборот, выросло — твердое и несгибаемое.
Выхожу на улицу, вдыхаю прохладный вечерний воздух. Руки дрожат. Ноги подкашиваются. Но сквозь ледяную пустоту, пробивается что-то похожее на выстраданную свободу.
Я сажусь в «Медузу». Долго сижу, упершись лбом в холодный руль. Слезы все-таки находят выход. Беззвучные, горькие, очищающие.
Я реву не от жалости к ним. Я оплакиваю себя. Ту Майю, которой больше нет. Удобную хорошую девочку, которая так отчаянно хотела быть любимой, что была готова заплатить за эту любовь любую цену. Сегодня эта девочка умерла. Земля ей пухом.
Кто родиться из пепелища — я пока и сама не понимаю.
Но знаю одно: это будет кто-то другой.
Кто-то, кто больше никогда не позволит вытирать о себя ноги.
Кто-то, кто, наконец, научится говорить «нет».
И жить для себя.
Глава тридцать четвертая
Сегодня вторник и до конференции осталось всего три дня.
Три дня, которые кажутся одновременно и бесконечностью, и одним коротким, судорожным вдохом перед прыжком в ледяную воду.
Мой кабинет превратился в штаб-квартиру, в центр управления полетами, где вместо космических кораблей — судьбы людей, многомиллионные контракты и репутация компании (почти без преувеличения) которая теперь стала и моей. Стол завален распечатками, графиками, списками. В воздухе висит плотный, наэлектризованный запах кофе и озона от работающего принтера. Я существую в этом хаосе и даже пытаюсь получить от него удовольствие. По своему извращенное, конечно. Последние несколько дней я почти не сплю, питаюсь на ходу, подпитывая себя кофеином, сэндвичами и боулами, которыми меня заботливо подкармливает моя верная Амина.
После того разговора с матерью и Лилей что-то внутри меня окончательно окаменело. Я выстроила стену. Высокую и непробиваемую. Времени прошло немного, но ни одна из них не дает о себе знать. Зато я каждый вечер с папой на связи. Ему явно пошел на пользу этот детокс: голос стал бодрее, он уже не просто отвечает на мои вопросы, а рассказывает о чем пишет свою новую статью, о своих учениках, которые где-то там по миру достигают своих вершин и он ими гордится, но больше всех гордится, конечно же, мной. Если бы я была уверена, что отселение его от матери будет и его решением тоже — не задумываясь уже бы это сделала. Но… они ведь семья. Моя семья.
Но, как ни странно, эта новая жесткость помогает держаться на плаву. Она — мой бронежилет, моя вторая кожа. Я дотошно проверяю каждую деталь предстоящей конференции. Списки аккредитованных журналистов. Рассадка гостей в зале — боже, это отдельный вид дипломатического искусства, рассадить всех этих «важных шишек» так, чтобы никто не почувствовал себя уязвленным. Тайминги выступлений, согласованные до секунды. Техническое обеспечение. Меню фуршета. Я контролирую все. Все на моих плечах, и от этой тяжести гудят виски, но она же и не дает мне развалиться на части.
Дубровский… молчит. Я тоже. Последние сообщения были от него, но я так погрузилась в решение Лилькиных проблем, что отвечала рвано и на бегу. В конце концов, ему надоело делать эти первые шаги — ничего удивительного. Он и не должен — мы же… друзья. Логично, что следующий шаг должен быть мой, но я понятия не имею, с чего начать. Что я ему скажу? «Привет, тут такое дело, я, кажется, уже почти не вывожу все это, не подскажешь, как с этим справиться?» Он и так слишком много для меня сделал. Я не могу повесить на него еще и это. Мое молчание — это тоже стена. Стена, которую я возвожу между нами, чтобы защитить его от своего хаоса. И себя — от ложной надежды на его терпение.
Резник тоже затаился. Мы как будто существуем в параллельных вселенных, пересекаясь только на общих совещаниях, где он демонстративно меня игнорирует. И слава богу. Мне хватает и того, что его присутствие в одном здании ощущается почти физически, как низкочастотный гул, от которого неприятно вибрируют внутренности.
— Майя, можно?
Я вздрагиваю от голоса Амины. Она стоит в дверях, и вид у нее какой-то… странный. Бледная, с огромными глазами. В руках — одна-единственная бумажка. Не толстая стопка, как обычно, а только одна. Какая-то слишком тонкая как будто — я даже зачем-то всматриваюсь в продавленные с той стороны строчки.
— Что там? Опять правки по списку гостей? — спрашиваю я, отрываясь от экрана ноутбука. — Клянусь, у меня точно поедет крыша, если придется снова добавлять в список кого-то «важного и незаменимого».
— Это… от генерального, — голос у Амины тихий, скорее шепот. — Приказ. На ознакомление. Срочно.
Она кладет бумагу на стол передо мной. Делает это как-то слишком медленно, почти с оттяжкой, словно это не А4, а ящик Пандоры.
— Что еще за срочность? У нас до конференции три дня, а он…
Я пробегаю взглядом по первым строчкам.
Замолкаю на полуслове.
Официальный бланк NEXOR Motors. Строгие, казенные строчки. В самом верху, жирным шрифтом: «ПРИКАЗ №… О создании специальной проектной группы».
Холодок пробегает по спине. Что еще за группа? Почему я ничего об этом не знаю?
Читаю дальше, и воздух в легких начинает стремительно заканчиваться.
«…В связи со стратегической важностью инфраструктурного проекта и необходимостью обеспечения эффективного взаимодействия с государственными структурами…»
«…Создать Специальную проектную группу по координации протокольных мероприятий и связям с общественностью…»
Внизу, отдельным блоком, в самом конце документа, напечатан список фамилий, которых нужно ознакомить с приказом под личную подпись. Моя — первая.
Я должна просто… расписаться?
Не утвердить, не согласовать. Просто поставить подпись в знак того, что я ознакомлена. Что я видела этот приказ. Приняла к сведению. И не имею права вмешиваться, а тем более — возражать.
Под моей фамилией — фамилии других руководителей департаментов. И только потом, на второй странице, я вижу суть.
«…Назначить руководителем Специальной проектной группы…»
Я замираю. Сердце пропускает удар, потом еще один, а потом начинает колотиться так сильно, что отдает в висках.