Читать книгу 📗 "Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя"

Резник даже на нее не смотрит. Вместо этого продолжает смотреть на меня, и в его темных глазах я вижу едва уловимую, почти издевательскую усмешку.

— Вы о чем, собственно? Снизойдите объяснитесь, а то я пока не очень понимаю, а играть с вами в шарады. Майя Валентиновна, у меня совершенно нет времени.

— Григорьева, серьезно, Резник? — Даже просто ее имя до крови царапает язык. — Рассчитываешь, что я просто так это проглочу? Новая структура? Можно факты, почему же «не справилась старая»?!

— Хм-м-м… — Он позволяет себе легкое, почти снисходительное движение бровью. — Мне кажется, в приказе все предельно ясно изложено. Учитывая важность предстоящей конференции и высокий статус гостей, компании необходим отдельный, доверенный орган и человек, который возьмет на себя всю представительскую и протокольную часть. Чтобы не отвлекать топ-менеджеров и технических специалистов по мелочам. У вас же сейчас, я слышал, какие-то жизненные трудности?

Резник говорит медленно, смакуя каждое слово, как гурман, наслаждающийся редким деликатесом. Каждая его фраза — это выверенный, отточенный удар хлыстом по оголенным нервам. Он использует корпоративный жаргон как оружие, как способ унизить и показать, где мое место.

Я пытаюсь держать себя в руках, не реагировать на очевидную провокацию.

Но черта с два это работает. Потому что во взгляде Резника разливается неприкрытое самодовольство. Он мудак, но проницательный мудак и прекрасно считывает мое уязвленное эго. Поэтому — добивает.

— Юлия Николаевна, — он как будто даже ее имя произносит так, что оно звучит как плевок в лицо, — как выяснилось в ходе предварительных консультаций, обладает выдающимися коммуникативными компетенциями и уникальным умением находить подход к людям самого высокого ранга. Кроме того, у нее уже есть опыт работы в кампании, прекрасные рекомендации от Гречко и никаких служебных помарок. Она идеально подходит для этой должности. Вы не находите?

Я смотрю на него, и не могу поверить, что это тот же человек, который несколько недель назад… Передергиваюсь от внезапной волны неприятного холодка по коже, потому что сейчас даже теплые швейцарские воспоминания начинают смахивать на постановку, в которой роль внимательного и чуткого любовника играл холодный, безжалостный монстр.

— Она некомпетентна, — цежу я, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони. — У нее нет ни опыта, ни знаний. Она понятия не имеет, как работать с правительственными структурами.

— Это мое решение, — его голос становится жестче, в нем появляются знакомые металлические нотки. — И оно не обсуждается. Я несу за него полную ответственность. Кроме того, как вы уже догадались, все решено — не на вашем уровне, Франковская.

Резник делает паузу, откидывается на спинку своего огромного кожаного кресла и скрещивает пальцы на животе. Его поза излучает власть и полное превосходство.

— А теперь давайте поговорим о ваших обязанностях, Майя Валентиновна. — Его тон становится елейным, почти ядовитым. — Вы ведь у нас профессионал. Всегда ратуете за командную работу. Так вот, пришло время доказать это на деле. Ваша задача — обеспечить новому руководителю полную и всестороннюю поддержку.

Я поджимаю губы.

Резник упивается своей властью. И, очевидно, безнаказанностью.

— Ты издеваешься, — выдыхаю я, чувствуя, как слабеют колени.

— Я констатирую факты, — отрезает он. — И даю распоряжения. В течение часа я жду на своем столе служебную записку о передаче всех дел, касающихся организации конференции, Юлии Николаевне Григорьевой.

Он начинает перечислять, и каждое слово — как пощечина.

— Списки аккредитации, которые вы лично выверяли до двух ночи? Передайте. Контакты пресс-служб министерств, которые вы нарабатывали месяцами? Будьте добры, поделитесь. Презентация, которую вы переделывали пять раз, чтобы она была безупречной? Уверен, Юлия Николаевна блестяще ее озвучит. Вся ваша титаническая работа, Майя Валентиновна, заслуживает самой высокой оценки. Но теперь пришло время уступить сцену тем, кто умеет блистать. А ваша задача, как профессионала, — обеспечить безупречную передачу дел. Вам ясны мои указания?

Каждое его слово — как гвоздь в крышку моего гроба. Он не просто забирает у меня проект, в который я вложила всю себя. Он заставляет меня собственными руками короновать ее, передать ей все плоды своего труда, обслужить ее триумф. Стать прислугой для этой токсичной суки.

— Нравится, да? — вырывается у меня. Голос дрожит от бессильной ярости. — Думаешь, что держишь бога за бороду?

— Нравится? — Резник удивленно вскидывает брови, играя роль оскорбленной невинности. — Я всего лишь распределяю обязанности и руковожу процессами. И делаю это в высшей степени компетентно, чего нельзя сказать о вас. Или… — он наклоняется вперед, его голос становится тише, интимнее, — или ты думала, что наше с тобой маленькое недоразумение дало тебе какие-то особые привилегии? Какую-то неприкосновенность? Ты сильно переоценила свою значимость, дорогая. Выходные в одной койке не гарантия место за столом, где принимаются настоящие решения. Это был просто… приятный бонус. Не более.

Меня будто ошпаривает кипятком. Он превращает в грязь абсолютно все и делает это с подчеркнутым удовольствием.

— Моя личная жизнь, Резник, — говорю я, и сама удивляюсь, откуда в моем голосе берется эта ледяная сталь, — не твое сраное дело. Но раз уж ты решили повспоминать прошлое, то давай я тоже внесу ясность. Моей ошибкой было не то, что я спала со своим начальником. Моей ошибкой было то, что я приняла за мужчину капризного, мстительного ребенка, который не умеет проигрывать. Ты наказываешь не нерадивую подчиненную. Ты просто устраиваете истерику, потому что эта женщина посмела тебе отказать.

Его лицо на мгновение искажается. Я все-таки попала. Прямо в его раздутое эго.

Но Резник быстро берет себя в руки.

— Какая проницательность, Майя, — цедит сквозь зубы. — Жаль только, что твой острый ум не помогает тебе быть более разборчивой в связях. И профессиональных, и… прочих. — Он делает паузу, его взгляд становится презрительным. — То ты вешаешься на татуированного мальчишку на глазах у всего офиса, то плачешь мне в жилетку, а потом просто расставляешь ноги перед чужим мужем. Мне точно нужно объяснять, почему я предпочитаю работать с кем-то более стабильным и предсказуемым?

— Мои связи тебя не касаются, — отрезаю я, чувствуя, как к щекам приливает кровь. — А что касается «стабильности»… Ты серьезно думаешь, что Григорьева — это про стабильность? Ты хоть знаешь, кого взял на работу? Или тебе просто нужен цепной пес, готовый выполнить команду «фас»?

— Выбор пса, Майя — прерогатива хозяина, — на губах Резника появляется ледяная улыбка. — А если тебя что-то не устраивает… Дверь, как ты знаете, всегда открыта. Даже для таких «незаменимых» специалистов, как ты. Подумай об этом. И не забудь про служебную записку. Час пошел.

Он откидывается на спинку кресла, давая понять, что разговор окончен. Аудиенция завершена.

Я смотрю на его самодовольное, лощеное лицо, и понимаю, что дальше разговаривать просто нет смысла.

Ни в какой коммуникации с этим ублюдком — больше нет смысла.

Я просто стою и смотрю на него. Долго. Пытаясь запомнить вот таким — живым воплощением моего самого важного жизненного урока.

Урока под названием: «На хуй всех мужиков!»

А потом молча разворачиваюсь. Подхожу к двери. Кладу пальцы на холодную металлическую ручку. И, уже не оборачиваясь, бросаю через плечо:

— Служебная записка будет на вашем столе ровно через час, Владимир Эдуардович. В конце концов, кто-то же должен делать настоящую работу.

Я выхожу из кабинета, чувствуя на спине его полный ярости взгляд.

Я не сломалась. Нет. Что-то во мне определенно умирает прямо в этот момент. Окончательно и бесповоротно. Вера в людей. Вера в справедливость.

Остается только выжженная земля.

И холодная, звенящая пустота.

И я.

Одна.