Читать книгу 📗 "Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя"
И от этого сходства и одновременно различия мне становится физически дурно.
Как любит говорить Натка — гены пальцем не раздавишь.
А еще у него, должно быть, невероятно развито чутье, потому что он на секунд отвлекается от разговора и переводит взгляд на меня — безошибочно, прицельно, как будто по заранее подготовленным координатам.
Взгляд у него такой же как и у Дубровского — без намека на попытку как-то сгладить или замаскировать интерес. Он просто смотрит, изучает, как будто увидел что-то… необычно или интересное?
— Да, внушительный мужчина, — роняю я холодно, заставляя себя отвести взгляд.
— Внушительный? Майя, да он… — Амина осекается, наткнувшись на мое ледяное выражение лица, и тут же переключается на рабочий тон. — Я проверила аккредитацию. Все на месте. Кроме…
Она замолкает, и в этот момент я чувствую знакомый, удушающий запах. Нет, парфюм сам по себе великолепен, но я знаю, кто его носит и этот «кто-то» стоит сейчас так близко, что меня буквально тянет зажать нос.
— Майя. Амина. Снова вместе и уже плетете заговор? — Голос Юли, сладкий, как патока, и ядовитый, как змеиный яд. — Или готовитесь к моему триумфу?
Я медленно поворачиваюсь.
Юля сияет. Оценивает меня с ног до головы, и в ее глазах на долю секунды мелькает откровенная, неприкрытая зависть, которую она тут же маскирует снисходительной улыбкой.
— Выглядишь немного уставшей, — говорит она, полным фальшивого сочувствия голосом. — Не выспалась? Волнуешься, наверное. Не переживай, я все держу под контролем.
Еси это была попытка отвесить мне еще одну унизительную пощечину, то выходит она так себе.
— Благодарю за заботу, Юлия Николаевна, — отвечаю я, четко и спокойно, без единого повода за который она могла бы зацепиться. — Но я предпочитаю обсуждать рабочие моменты в более подходящей обстановке. У нас есть регламент и субординация. Или вы забили и на этот документ, потому что были слишком увлечены вылизыванием эго своего начальника?
Ее триумф медленно сползает с лица. Юля пытается невозмутимость, но не только она одна знает, куда бить, если прицелиться как следует.
Она просто уходит, не сказав нам с Аминой больше ни единого слова.
И эту маленькую победу я записываю на своей счет.
Примерно через полчаса начинается официальная часть. Гаснет свет, на огромном экране появляется логотип NEXOR Motors. Ведущий, известный тележурналист, выходит на сцену, говорит какие-то пафосные слова о будущем, об инновациях, о прорыве. Я не слушаю. Я смотрю на сцену, где в первом ряду сидят они. Собственники, Резник, Юля.
И рядом с ними — Павел Форвард.
Я пытаюсь найти позитив в том, что замена меня на Юлю хотя бы не обязуется меня сидеть на сцене рядом с ним. Не знаю почему, но одна эта мысль почему-то холодит кончики пальцев. Он не сделал мне ровным счетом ничего, но мне инстинктивно хочется держаться на расстоянии. Может потому, что за секунду до того, как его приглашают на сцену, он снова, как в прошлый раз, безошибочно находит меня за столиком и смотрит как на причудливый музейный экспонат?
Я сжимаю лежащую на коленях сумку и чувствую облегчение только когда Форвард выходит на сцену и начинает говорить. Его внимание полностью переключается на зал. У него идеальная речь, четкая дикция и никаких слов-паразитов (в наше время даже чиновники топ-уровня далеко не всегда могут таким похвастаться). Форвард-старший говорит уверенно, четко, без бумажки: о государственных интересах, о стратегическом партнерстве, о будущем, которое мы строим вместе.
Он — человек власти. И эта власть ощущается в каждом его жесте, в каждом слове.
Я ищу глазами Славу. Он сидит в третьем ряду, рядом со своей командой. Он тоже в костюме. Идеально скроенном, темно-сером. Белоснежная рубашка, узкий черный галстук. Он больше не похож ни на бунтаря-байкера, ни на гениального конструктора. Сейчас он как будто снова Вячеслав Форвард, как будто царевна-лягушка сбросила, наконец, свою кожу.
Сейчас он тот самый красавчик, с глянцевых обложек трехлетней давности.
Стильный. Успешный. И… чужой.
Пропасть между нами, которая и так была огромной, теперь кажется непреодолимой.
Он не смотрит на сцену, он смотрит на отца. У Славы совершенно непроницаемое лицо. Но я все равно замечаю, как напряжены его плечи, как сжаты в кулаки лежащие на коленях руки. Когда Павел Форвард заканчивает речь под гром аплодисментов и возвращается на свое место, он проходит мимо сына. Они не обмениваются ни словом, ни взглядом. Просто холодный, едва заметный кивок. И все. Между ним как будто холодная ледяная стена — почти такая же толстая, как теперь между ним и мной.
Потом выступает наши собственники — Шаталин, Мельник и Орлов. С Орловым я пересекалась чаще, он был тем, кто рискнул взять меня на должность ТОП-менеджера, несмотря на скромный, как для такой должности, послужной список. Наверное, поэтому, когда взгляд Орлова скользит по залу и натыкается на меня, он делает небольшую паузу и вставляет пару слов благодарности за организацию сегодняшнего мероприятия… мне.
Сидящая рядом Амина громко шепчет, что это очень круто.
Я поднимаюсь со своего места, принимаю полностью посвященный мне гром аплодисментов. Улыбаюсь, улыбаюсь еще шире, когда взгляд падает на сцену и сразу цепляется за белое от ярости лицо Юли — она, может, и сидит в первом ряду, но исключительно в роли болванчика.
Форвард-старший снова на меня смотрит — его ладони тоже отбивают ритм. Не такой энергичный, как общий, но все же. Особенно бросается на фоне делающего это как будто из-под палки Резника.
Я хочу посмотреть на Славу — для этого достаточно просто чуть-чуть повернуть голову.
Но… запрещаю себе даже это. Кажется, если посмотрю — все мои попытки принять наше «все закончилось» тут же сойдут на нет. И как только закончится это театральное шоу — я буду бегать по залу в отчаянных попытках вырвать хотя бы пять минут его внимания и попытаться объяснить свои вчерашние слова.
А может, это не такая уж и плохая идея?
Я возвращаюсь на стул, Орлов заканчивает речь. Передает слово остальным.
Потом наступает очередь Резника, но слушать его мне настолько не хочется, что я готова заплатить любые деньги за беруши.
— Он с тебя глаз не сводит… — шепчет на ухо Амина.
Я поджимаю губы. Она про Дубровского? Я держусь, не смотрю на него, даже когда это до смешного нелепо.
— Шикарный мужик, ой мамочки…. - продолжает моя помощница.
Это про Форварда. Я неопределенно дергаю подбородком и даю понять, что нам лучше сосредоточиться на происходящем на сцене, чтобы в камеры бегающих журналистов не попали наши болтающие непонятно о чем лица. Мелочи, но на них еще как обращают внимание — кто с каким лицом сидел, кто как улыбался, когда на сцене солировала очередная важная «шишка».
А потом ведущий, выдав заранее приготовленную и сдобренную шутку, объявляет следующего спикера, и волосы у меня на затылке медленно становятся дыбом.
— А сейчас я с огромным удовольствием хочу предоставить слово нашему ключевому европейскому партнеру! Главе международного фонда по инвестициям в «зеленые» технологии «Veridian Horizons»! Встречайте, Алина Вольская!
Мое сердце пропускает удар.
Вольская? Нет. Не может быть. Я помню каждый пункт программы, каждую фамилию в списке приглашенных.
Этого фонда там не было.
Этого имени там не было.
Но на сцену, под аплодисменты зала, действительно выходит она — но откуда-то из-за кулис, как будто все это время ждала, свой звездный час, намеренно скрывалась для большего эффекта.
Я на секунду зажмуриваюсь, надеясь, что этой смешной детской хитрости будет достаточно, чтобы образ роскошной блондинки исчез со сцены как туман. Но она все еще там. И почему-то сильно не похожа на ту ослепительную красотку с глянцевых фото, хотя все еще абсолютно так же красива. Просто теперь она выглядит как королева. В безупречном белом брючном костюме, который подчеркивает ее точеную фигуру. Длинные платиновые волосы уложены в гладкую, строгую прическу. Минимум макияжа, который только подчеркивает ее природную, ослепительную красоту. Огромные голубые глаза смотрят на зал уверенно и даже немножко властно.
