Читать книгу 📗 "Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя"
Не знаю, что случилось с той напыщенной красоткой, о которой так яростно сплетничали «насекомые» с форума «Багиня», но сейчас на ее месте просто идеальная иллюстрация на тему женского успешного успеха. Она из мира Форвардов, Резников, генпрокуроров и политиков высших эшелонов власти. Эта «Алина Вольская» совершенно точно не тусуется в ночных клубах до потери пульса и не вываливается оттуда вусмерть пьяная и с безобразно размазанной по всему лицу помадой.
Она начинает говорить. У нее низкий, грудной голос, почему-то с легким французским акцентом — в определенных словах буква «р» характерно вибрирует, и мне с дикой завистью кажется, что она точно делает это не специально. Вольская говорит об экологии, об инвестициях, о будущем планеты. Она умная, обаятельная, убедительная.
Зал слушает ее, затаив дыхание.
А я смотрю на Славу.
Сначала он вообще никак на нее не реагирует.
Только на секунду, услышав знакомую фамилию, бросает взгляд на фигур в белом у микрофона, потом отворачивается, без намека на интерес или грусть, или что-то еще.
Но я даже не успеваю с облегчением выдохнуть, потому что он снова на нее смотрит.
На этот раз — медленно, очень медленно, как в кинематографическом эффекте, возвращается к ней взглядом. Как будто только теперь осознает, что это действительно она. Его выражение лица меняется. Ледяная маска исчезает, уступая место чему-то очень живому. Чему-то сложному и болезненному, но живому.
В какой-то момент своей речи — Алина не стесняется до конца использовать свой звездный час и говорит много, гораздо больше, чем обычно допускается по регламенту — она поворачивается к сидящим на сцене. Отсюда мне никак не увидеть, на кого именно направлен ее взгляд, но догадаться не сложно. Я вижу, что Слава тоже на нее смотрит. Не моргая, пристально, только хмурится. Выглядит… точно н разочарованным. Не как мужчина, который наткнулся на свою «бывшую» катастрофу, которую точно больше никогда не хотел бы видеть.
Между ними чувствуется целая история.
Это так очевидно, что даже Амина шепчет что-то вроде: «А они знакомы что ли?»
Мне приходится врубить свою любимую считалочку о том, что я — профи, что я поставила крест на служебных романах… Что «нас» никогда по-настоящему и не было, и ревновать, надумывать, что все могло быть иначе — это вершина глупости. Даже, возможно, большая, чем мой безрассудный роман с Резником.
Официальная часть, наконец, заканчивается. Зал взрывается новой волной аплодисментов.
Люди встают, начинают двигаться и смешиваться.
Начинается фуршет. Стеклянные двери в соседний зал распахиваются, открывая вид на столы, уставленные изысканными закусками, на сверкающие пирамиды из бокалов с шампанским, на суетливых официантов с выхолощенными лицами, которые с одинаковым почтением подают бокалы и канапе с икрой и важным правительственным чиновникам, и такой «мелочевке» как обычные ТОП-менеджеры.
Я остаюсь на своем месте еще несколько минут, пытаясь собраться с мыслями, заставить себя встать и влиться в эту гудящую, самодовольную толпу. Воздух густой и тяжелый, пропитанный запахом успеха, от которого меня немного подташнивает.
Я чувствую себя потерянной. Инородным телом в этом безупречно работающем механизме. Возможно потому, что мысленно уже смирилась с тем, что мои пути с этим блеском очень скоро разойдутся.
Машинально ищу его глазами. Славу. Его нигде нет — как сквозь землю провалился. Мой взгляд скользит по толпе, выхватывая знакомые лица, но его среди них нет. Зато я почти сразу наталкиваюсь на Алину. Она стоит в центре небольшого круга из солидных, упакованных в дорогие костюмы мужчин, и что-то оживленно им рассказывает, жестикулируя тонкой, изящной рукой. Она похожа на солнце, вокруг которого вращаются планеты. Она здесь своя. И от этого осознания во рту появляется горький привкус.
Но почему-то мне радостно от того, что Дубровского рядом с ней нет.
«Как будто это мешает им встретиться за кулисами «шоу» и вспомнить прошлое», — ядовито подсказывает моя внутренняя Майя-сука.
Я заставляю себя подняться. Нужно двигаться. Нужно играть роль. Улыбаться. Делать вид, что все в порядке. Плевать на Юлю, на Резника, на внезапно всплывшую как айсберг перед Титаником Вольскую. Не плевать только на Славу, но ему, похоже, все это претит и он решил с чистой совестью слиться. Шершень бы именно так и сделал.
Я беру с подноса проходящего мимо официанта бокал шампанского. Холодное стекло обжигает пальцы. Делаю глоток. Пузырьки шипят, царапают горло, но алкоголь на вкус как кислая, покалывающая язык вода.
Иду по залу, как лунатик, киваю знакомым, отвечаю на какие-то вопросы, которых даже не слышу. Мой мозг работает на автопилоте, выдавая стандартные, социально приемлемые реакции. А внутри как-то чертовски пусто. Наверное, просто сегодня именно тот пик усталости, который моя нервная система переварить уже не в состоянии, и меня просто «выключает», чтобы не перегорела окончательно, до состояния «не подлежит восстановлению».
Взгляд натыкается на стоящего в дальнем конце зала Орлова. Кирилл Семенович — один из главных собственников NEXOR Motors. Он мне всегда казался самым «включенным» в нашу внутреннюю кухню, потому что даже на тех небольших встречах, когда мне приходилось с ним сталкиваться, он всегда задавал вопросы не для галочки, а по существу. А еще он почему-то располагает к себе, хотя добрячком точно не выглядит. Скорее, как шестидесятилетний мужчина с умным цепким взглядом и улыбкой, за которой может прятаться как поощрение, так и кнут.
Я поджидаю момент, когда он остается один и поворачивается к окну, чтобы насладиться, наконец, коньяком в тяжелом бокале. По-моему, Орлов так ни разу к нему и не притронулся — все время переключался на гостей и формальности.
Вероятно, беспокоить его сейчас — еще одно не самое умное мое решение, но мне все равно уже совершенно нечего терять. По крайней мере вот так, предупредив заранее, я отблагодарю за то, что без его веры в то, что девчонка все-таки может рулить сложной экосистемой в офисе.
Я иду к нему. Прямо. Не сворачивая. Каждый шаг дается тяжелее предыдущего. Наверное потому, что я собираюсь сделать шаг, переиграть который уже не получится — если скажу об увольнении, переигрывать обратно и метаться как курица с отрубленной головой, точно не буду. Пока иду, замечаю как меня цепляет взгляд Резника — но стоит недалеко, разговаривает с кем-то из чиновников, но внимательно следит за каждым моим шагом. Каждое мое движение — под его пристальным, ненавидящим контролем.
Плевать. Вот сейчас на него до такой степени плевать, что в ответ на его кривую вымученную вежливую улыбку, отвечаю своей — совершенно искренней. Правда, посылающей его далеко и конкретно, но зато от всей души.
Орлов замечает меня, поворачивается. Его улыбка становится чуть теплее, приветливее.
И это заметно подбадривает.
— Майя Валентиновна, — говорит как всегда ровно и спокойно. — Прекрасный вечер, не находите?
— Добрый вечер, Кирилл Семенович, — отвечаю я, и сама удивляюсь, насколько твердо звучит мой голос. — Простите, что отвлекаю. Обещаю, что не займу много вашего времени.
Он удивленно вскидывает брови, но кивает, предлагая мне отойти чуть в сторону, в более уединенный угол.
— Слушаю, Майя Валентиновна.
Я делаю глубокий вдох. Сейчас или никогда.
— Кирилл Семенович, я хотела бы сообщить вам лично, до того, как это будет оформлено официально. В понедельник я подаю заявление об уходе.
На его лице отражается неподдельное удивление. Он явно не ожидал такого поворота.
— Уходе? — переспрашивает Орлов. — Озвучите причину? Если не секрет, конечно. Вы ведь только недавно вступили в новую, расширенную должность. Мы все были очень впечатлены вашей работой.
— Спасибо за высокую оценку, — я позволяю себе кривую, горькую усмешку. — Но, к сожалению, сложились обстоятельства, при которых я не вижу возможности для дальнейшей работы в компании.
— Обстоятельства? — Он хмурится. — Это как-то связано с… некоторым кадровым своеволием нашего генерального директора?
