Читать книгу 📗 "Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя"

Глава сорок шестая: Хентай

Воскресенье — единственный день, когда я могу позволить себе роскошь не быть Авдеевым.

Я — просто папа. Тот, который с утра строит из конструктора нелепую башню, обреченную на неминуемое разрушение, и тот, кто с серьезным лицом обсуждает преимущества розового клея с блестками над обычным.

Стаська, получив свои подарки, которые я привез из Калифорнии, уже с головой ушла в сборку какой-то сложной роботизированной хреновины, которую, по идее, собирают подростки, а не четырехлетние девочки. Но моя дочь — не обычная девочка. Она — моя личная маленькая Вселенная, живущая по своим законам. И я готов сжечь весь мир дотла, лишь бы в этой Вселенной всегда светило солнце.

— Пап, смотри, — она тычет мне под нос какую-то микросхему, — если поменять поля… полярность на этом контакте, можно увеличить крутящий… момент. Но тогда код… придется переписать.

Я уже даже не удивляюсь.

Я просто привыкаю и заранее готовлюсь к тому, что подростковый кризис настигнет ее лет в десять и это будет маленький пиздец, но пока у меня еще есть время подготовиться.

— А это точно так должно быть? — тычу пальцем в какую-то деталь, которая на мой дилетантский взгляд, прикручена точно неправильно.

— Точно, — уверенно кивает она, нажимает на кнопку на специальном пульте — и фиговина начинает двигаться. Только теперь понятно, что это рука.

— Ты у меня гений, Станислава Вадимовна.

Она гордо задирает нос. Вся в меня.

После недели разговоров по телефону и чтения сказок по видео-связи, весь этот день принадлежит только ей. Развивающий центр, где она с упоением ковыряется в каких-то проводах с другими такими же маленькими гениями. Потом — обед, где я, все-таки уговариваю ее съесть пасту, но поддаюсь на уговоры перед возвращением домой все-таки купить ей сладости и молочный коктейль. А после — встреча с психологом.

Анна Сергеевна — приятная женщина лет сорока, единственная, кто смог найти подход к моему маленькому урагану. Она говорит, что одаренность — это не только дар, но и огромное бремя. Что психика Стаси похожа на натянутую струну, и моя задача — не дать ей порваться.

Я помню, как эта струна чуть не лопнула два года назад. Помню ее пустые, остекленевшие глаза после аэропорта. Ее молчание, которое длилось три мучительных месяца. Ее ночные крики. И свою собственную беспомощность, свою ярость, свой холодный, выверенный план мести. Я тогда едва удержал своего внутреннего Цербера на цепи. Едва снова не переступил черту, за которую когда-то поклялся себе больше никогда не заступать.

До сих пор иногда просыпаюсь по ночам, потому что снится, что Шутов не успел и Стаська… Каждый раз, когда смотрю на дочь, на ее безмятежное лицо, когда она спит, накрывает ледяной волной страха. Страха ее потерять. Это мой личный ад и моя незаживающая рана. Хрен его знает, сколько времени должно пройти, прежде чем я не буду хотеть перегрызть горло каждому, кто даже просто смотрит на нее с подтекстом. Наверное, так и сдохну невменяемым папашей.

Телефон в кармане вибрирует. Достаю и разворачиваю сообщение от Крис на весь экран.

Прислала мне фотку: сидит на скамейке возле вольера с каракалом, на коленях — раскрытая книга. Кошка лежит в дальнем углу, но ее уши уже не так плотно прижаты к голове, как обычно. Она как будто просто смотрит — настороженно, но без агрессии.

Да неужели она ее реально приручит?

Ну а чё, Авдеев, вот тебя приручать у нее тоже неплохо получается, и даже без розовой макулатуры.

Барби: Между прочим, мы почти подружились. Маруся дала мне дочитать главу до конца, и даже не смотрела как на отбивную!

Я чувствую, что улыбка растекается по роже.

Моя сумасшедшая Барби. Читает книжки дикой кошке. В ее упрямстве и наивной вере в то, что она может приручить дикого хищника просто начитывая всякий романтический мусор, есть что-то такое… настоящее. Что-то, что цепляет меня сильнее всех ее сексуальных провокаций.

Следом прилетает короткое видео. Она что-то тихо говорит камере, а потом поворачивает ее на Марусю. И каракал, вместо привычного шипения, издает какой-то странный, гортанный звук. Почти мурлыканье.

Я качаю головой.

Я: Ладно, сдаюсь, мой ты дрессировщик от бога.

Барби: Хочешь, и тебе почитаю?

Я: Зачем, если я и так из твоих рук ем?

Я отправляю сообщение просто на импульсе — херня, которая случается со мной настолько редко, что можно посчитать на пальцах двух рук за всю мою жизнь.

В приемной у Анны Сергеевны удобный диван, и я откидываюсь на спинку.

Стаська уже в кабинете, а до сообщения Кристины я пытался сосредоточиться на отчетах в планшете. Пытаюсь вернуться к этому занятию снова, но мысли все время сбиваются и возвращаются к Крис. К тому ее приступу ночью. Как она шарахнулась от меня. Как мне самому на секунду показалось, что она боится, что в моей руке вместо стакана с водой — что-то… опасное?

И потом — снова все хорошо, ни намека на попытку хотя бы попробовать объяснить, что случилось. Наверное, нужно перестать играть в понимание и терпение, и спросить в лоб. Чтобы точно понимать, что делать в следующий раз. И самое главное — не провоцировать, если дело, вдруг, и во мне тоже.

Телефон звонит снова. На этот раз — Дэн.

— Соскучился по моему мелодичному голосу? — отвечаю я, переключаясь на рабочий лад.

— Встретиться надо, Авдеев, — голос Дэна звучит как железо, без обычной иронии. — Есть разговор.

Я напрягаюсь. Его это «есть разговор» в дуэте с фирменным «пиздец уже случился»-тоном мне отлично знакомы.

— Я сейчас с дочкой. Что-то срочное?

— Да.

— Окей. Мы через час будем в «Планете Пончиков» на Соборной. Стаська выпросила фастфуд. Подъезжай, если не боишься испачкаться шоколадным кремом.

Пауза. Слишком длинная.

— Авдеев, — говорит он наконец, и в голосе друга я слышу нотки, которые мне совсем не нравятся. И тоже как раз, потому что я отлично знаю, что за ними обычно следует. — Это не для детских ушей. И вообще не для посторонних.

Я откладываю планшет. Тело инстинктивно собирается, как перед ударом. Мозг начинает лихорадочно перебирать варианты. Проблемы с бизнесом? Кто-то из наших общих «старых знакомых» решил о себе напомнить?

— Что случилось, Дэн? — спрашиваю уже другим тоном — холодным и четким.

— Давай не по телефону. Перетрем с глазу на глаз. Без твоей мелкой.

Я молчу, обдумывая его слова. Он прав. Если разговор настолько серьезный, то тащить с собой дочь — последнее дело.

— Хорошо, — говорю после паузы. — Давай в клубе. Через два часа. В моем ВИПе. Там точно не будет посторонних.

— Буду, — коротко отвечает Дэн.

Я сижу в тишине приемной, глядя на закрытую дверь кабинета. Чувство тревоги, которое не отпускало меня последние дни, сгущается, превращаясь в тяжелое, холодное предчувствие.

Что бы это ни было, мне это точно не понравится.

Я смотрю на экран телефона, на фотографию Крис, улыбающейся на фоне дикой кошки.

И впервые за долгое время хуевое предчувствие внутри меня поднимает голову и тихо, предупреждающе рычит.

Я отвожу Стаську домой затемно. Мы читаем сказку про дракона, который на самом деле не злой, а просто одинокий. Стася засыпает у меня на груди, и я еще долго лежу, не шевелясь, вдыхая ее запах — смесь молочного шоколада, детского шампуня и безусловной, абсолютной любви.

Этот маленький, сопящий комочек — мой якорь. Причина, по которой я каждое утро встаю и иду рвать этот мир на куски. Причина, по которой я держу своего внутреннего зверя на самой короткой цепи.

Осторожно перекладываю ее в кровать, укрываю одеялом. Наклоняюсь, целую в теплый лоб. Она что-то бормочет во сне, улыбается. И в этот момент я чувствую почти болезненную нежность. Такую, что сводит скулы. И мысленно желаю дохлому Таранову не найти покоя в своем аду никогда, до скончания веков.