Читать книгу 📗 "Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя"

Она же с первого дня мне на глаза лезла.

Лазареву так «изящно» подвинула, лишь бы сунуть себя мне под нос.

Ее интерес, который я принимал за живой ум.

Все, блядь — пиздеж.

Диссонанс. В моей голове две Кристины. Одна — моя. Теплая, дерзкая, настоящая. Та, что смешно морщит нос, когда ест пиццу, и засыпает у меня на груди. Та, что читает книжки дикой кошке.

И вторая — Таранова. Та, которая втиралась ко мне в доверие, пока я, как последний идиот, впускал ее в свою жизнь.

Я чувствую, как в кармане вибрирует телефон.

Она. Это точно она. Хочется раздавить телефон в руке. Превратить в пыль, вместе с Кристиной. Выпустить как песок сквозь пальцы — и пошло все нахуй.

Дэн продолжает рассказывать — как выследил ее когда она вернулась.

Узнал, что работает на меня, узнал, что она ему пиздит.

— И поэтому решил напиздеть заодно и мне? — припоминаю тот наш разговор по телефону, когда он мне на голубом глазу соловьем заливал, что все проверил — и с Кристиной Тарановой никаких проблем.

— Я, блядь, ее пас, Авдеев! — рявкает Дэн, впервые за вечер. — Хотел понять, что она мутит. Думал, у нее просто говно в башке пузырится — типа, влезет к тебе в койку, ты ее поебёшь и на том все закончится. Ну ты же не дебил, чтобы что-то перед ней вскрывать — я же, блядь, тебя знаю.

Ничего такого я при ней и правда не палил.

Но в башке вдруг отчетливо ковыряет — она устроила молчаливый протест, когда узнала, что приедет Лори. И я четко зафиксировал, что узнала она об этом до того, как сказал я. Просто увидела уведомление на телефоне? Какого хера Барби, ты вообще брала в руки мой телефон?

«Барби».

Прозвище, которое еще час назад казалось интимным, почти нежным, теперь отскакивает от языка, как плевок. Хочется выплюнуть его вместе с привкусом желчи.

Мы с Дэном пересматриваемся.

Он молчит, но его молчание давит, как могильная плита. Закономерный и единственно логичный вопрос буквально висит в воздухе, густой и ядовитый.

— Я так понимаю, весь твой сегодняшний шухер — это потому, что ты узнал, кто подложил Таранову мне в постель?

Каким-то шестым, звериным чутьем знаю, что он сейчас скажет.

Чье имя назовет.

— Гельдман, — сразу отвечает Дэн. На этот раз без прелюдии.

Сука.

Пиздец.

Дэн молча протягивает телефон.

Отлично — еще фоточки, охуеть, как я счастлив.

А в глубине души не представляю, что буду делать, если она там…

Да ну нахуй, просто не думай об этом.

На экране — снова Кристина. Возле казино Гельдмана. С ним. Он кладет ей руку на плечо. Она смотрит на него… внимательно? Выслушивает очередное задание? Ее лицо — маска. Идеальная, непроницаемая маска хорошей девочки, которую я, идиот, принимал за чистую монету.

Дэн показывает даты — за день до нашего отлета и сразу после.

Вспоминаю аукцион. Лицо Крис, когда они были лицом к лицу. Ее ложь: «Я его не знаю… неприятный тип…»

Гельдман. Старая, скользкая гнида.

Мой внутренний Цербер, которого я так долго держал на цепи, просыпается. Не рычит. Просто скалится. Голодный, злой, предвкушающий кровь. Я чувствую, как его когти скребут по моим ребрам изнутри, как яд растекается по венам, превращая кровь в лед.

Внутри что-то обрывается. Громко, со звуком лопнувшей стальной струны. Тонкая нить, которая еще связывала меня с тем Вадимом, который мог чувствовать, который позволял себе роскошь — доверять, — натягивается до предела и с хрустом рвется.

Телефон в кармане вибрирует снова. Я достаю его. На автомате.

На экране — ее сообщение. Новая фотография. Она сидит на своей кровати, обнимая того уродливого серого зайца, которого я ей купил. На ней только моя футболка — я даже не понял, когда именно Кристина успела ее забрать. Что еще я «не заметил» у себя под носом, когда был слишком увлечен ёбаной штангой в соске и вкусом ее губ?

Кристина улыбается так искренне и даже как будто беззащитно. Улыбается та девочка, с которой я гулял по Нью-Йорку, которую я целовал в лифте, которую я трахал до беспамятства.

Моя Барби. Мой очаровательный Троянский конь.

И в эту секунду я, кажется, всей душой ее презираю.

Презираю так сильно, что хочется раздавить телефон, превратить ее улыбающееся лицо в месиво из стекла и пластика.

Провожу пальцем по ее губам на экране. Мысленно стираю это кривлянье.

Хочется написать: «Малыш, ну зачем так сильно стараешься? Уже все, расслабь булки, приплыли мы с тобой, мой очаровательный Троянский конь, в полный пиздец».

— Я думаю, Гельдман ее подсунул «в долгую», — нарушает слишком затянувшееся молчание Дэн.

Объяснять, что это значит, мне не нужно.

Кристина должна была влезть не только ко мне в трусы, но и в душу, в дом, к моей дочери. Тихо, незаметно, как раковая опухоль, пустить метастазы своего предательства во все сферы моей жизни. И тихо, не отсвечивая, сливать все, до чего дотянется.

Или просто ждать один-единственный «звездный час» — сделку, на которой ёбаный Гельдман точно хорошо меня поимеет.

Не важно, вот это уже вообще ни хуя не важно.

Сука.

Сука, блядь.

Я смотрю на эту фотографию. На ее улыбку. И чувствую, как внутри меня взрывается холодная, слепая, всепоглощающая… пустота.

Сжимаю в руке стакан с водой. Так сильно, что пальцы белеют.

Стекло не выдерживает.

Трескается. Лопается. Осколки впиваются в ладонь.

Боль. Острая, режущая. Отрезвляющая. На мгновение. И это хорошо. Это правильно.

Эта боль — честная. В отличие от нее.

Я смотрю на свою руку. На кровь, которая стекает по пальцам, капает на полированную поверхность стола. Красные, густые капли.

— Авдеев, блядь, совсем сдурел?! — в голосе Дэна паника.

— Херня, — говорю я. Стряхиваю кровь на пол — широким мазком. — Это просто царапина.

Боль в руке — ничто по сравнению с дырой у меня в груди.

Дырой, в которую прямо сейчас проваливается вообще все.

В которую я выбрасываю Кристину.

Оставляю только образ, который теперь наполнен пустотой.

Смотреть на него все еще хуево, но это пройдет. Я умею выбрасывать из себя все лишнее. Особенно — тупую рефлексию по тому, что яйца выеденного не стоит. Не первый раз мне подсовывают вот такие «подарочки». А вот почему я так проебался — вопрос. И повод лучше фильтровать.

— Одно слово, Авдеев, — голос Дэна становится тише, в нем появляется знакомая мрачная решимость. — Одно, блядь, слово — и она исчезнет. Сменит континент, имя, внешность. Забудет, как тебя зовут. Я все устрою.

Он предлагает отличный и легкий выход. Простой. Окончательный. Стереть Крис из моей жизни, как неудачный черновик. Вырвать эту занозу, пока она не вросла в кость.

Искушение согласиться и разрешить другу сделать всю грязную работу, слишком сильное, почти непреодолимое. Дэн умеет проворачивать такие фокусы — не в первый раз. С ее головы даже волос не упадет, но она просто перестанет существовать. В моей жизни точно.

Я смотрю на свою кровоточащую ладонь. На красные капли на столе.

Пытаюсь понять, почему не болит — не терминатор же я, в конце концов.

А потом доходит, что болит. Просто в груди болит сильнее, и ощущается только там. По сравнению с этим распоротая ладонь — просто херня, не стоящая даже испачканной салфетки.

Значит, малыш, ты у нас Кристина Таранова.

Медленно, очень медленно, качаю головой.

— Нет.

Дэн слегка хмурится.

— Слушай, друг, я все понимаю, но… врубай голову. Она..

— Она останется, — перебиваю я. — Кристина Таранова останется. И сделает свою грязную работу.

Я вижу, как лицо Дэна меняется.

Начинает врубаться.

Криво усмехается.

— Собираешься поиграть, мудила? — Дэн достает сигарету, закуривает, откидывается на спинку дивана, с тем самым выражением лица, когда его мозг «безопасника» уже раскручивает как минимум пару подходящих сценариев.

— Гельдман думает, что держит меня за яйца? — дергаю плечом. — Пусть думает. Пусть его маленькая шпиона… что-то увидит.