Читать книгу 📗 "Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя"
Время замирает. Мир сужается до его фигуры.
Он стоит еще примерно минуту, как будто собирается с мыслями. А потом идет к своему «Бентли», припаркованному буквально на стоянке, и тачка исчезает из вижу уже через минуту. Почему я сразу не заметила знакомую машину — понятия не имею. Была слишком увлечена попытками не сбежать от собственноручно принятого решения?
Авдеев был у нее? У Виктории. Весь день? Или вчерашнюю ночь и бонусом — субботу? Или просто заехал поебаться на часик, как он умеет?
Я чувствую, как подкатывает тошнота, на этот раз такая острая и жгучая, что горло как будто ошпаривает серной кислотой. Хватаюсь рукой за холодный металл киоска, пытаясь удержать равновесие, но все равно расшатывает. Хочу подбежать вслед за его машиной, остановить — почему-то сейчас это кажется возможным — вывалить все это дерьмо прямо ему под ноги: про его ложь, про мое одиночество, про то, как мне страшно и больно. Схватить его колючие щеки ладонями, заставить посмотреть мне в глаза и проорать: «Почему ты так, я же была хорошей девочкой?!»
Взгляд рефлекторно цепляется за снова открывшуюся дверь Галереи Я жмурюсь — конечно, выйти оттуда еще раз Вадим точно уже не может, я своими глазами видела, как он только что уехал. Но все равно боюсь. Но на улицу выходит «всего лишь» Виктория.
Виктория и ее фирменный взгляд победительницы. Когда она вышвырнула меня из дома — смотрела точно так же. Я на всю жизнь запомнила, как и каждое сказанное ею тогда слово.
Она как всегда идеальна: стильная укладка, безупречный макияж, роскошная меховая «автоледи». В руках — роскошный букет кремовых роз. Без пошлой обертки, просто в лентах и лаконичном куске газетной бумаги. Букет очень… в стиле Вадима.
Виктория замечает меня почти сразу, так быстро и прицельно, что я даже не успеваю спрятаться или хотя бы попытаться сделать вид, что просто проходила мимо.
На ее лице — удивление, быстро сменяющееся знакомой, чуть высокомерной усмешкой.
Она переходит дорогу. Подходит ко мне.
— Кристина? Что ты здесь делаешь? — со слишком непрозрачным намеком, что она не сомневается, по какой причине я тут околачиваюсь.
Я непроизвольно втягиваю голову в плечи.
Чувствую себя плевком на асфальте, потому что контраст между нами снова не в мою пользу. Я шла к ней извиняться, а не в очередной раз унизить тем, что снова на вершине жизни, поэтому оделась просто — джинсы, ботинки, дутая куртка. На моем фоне она выглядит просто как королева. Но дело даже не в шмотках. Что-то в выражении ее лица — другое. Острое, колючее. Как будто я снова в чем-то виновата, хотя, блядь, мы буквально видимся с ней второй раз за несколько лет.
Я молчу. Просто смотрю на ее сжимающие букет ладони.
На кольцо на безымянном пальце.
Огромный, ослепительно сверкающий камень. Помолвочное. Без сомнений.
— Красиво… — говорю на автомате. Голос звучит чужим.
— Спасибо, — Виктория лениво рассматривает свою руку. — Мне тоже нравится.
— Кто…?
— Боже, Кристина, тебе не кажется, что ты ни черта не имеешь права на такие вопросы?! — обрывает она. А потом, всмотревшись в мое лицо и, видимо, что-то там увидев, добавляет с издевкой: — Хотя… почему нет? Мне сделал предложение очень влиятельный, очень состоятельный человек. Мужчина, умеющий ценить настоящих женщин. В отличие от твоего ублюдочного отца.
Она не называет имя, но мой пульс прекрасно справляется с этим сам, выстреливая в висок контрольным — Вадим…
Но… как, господи?
Зачем ты возил меня в этот блядский отпуск, Тай, если собирался нацепить ей на палец эту пошлую побрякушку? Что со мной не так, если ты все равно выбрал ее?! Я же была хорошей девочкой!!!
Тошнота подкатывает к горлу с новой силой. Я зажимаю рот рукой. Мир перед глазами плывет.
— Кристина, господи, что с тобой? — Я не вижу лица, но высокомерность в ее голосе сменяется брезгливостью. — Ты… что-то принимаешь?
— Мне… мне нужно идти, — бормочу я, пятясь назад. — Прости… прости, пожалуйста…
Я разворачиваюсь и бегу. Куда — не знаю.
Просто на край света. От нее. От этой правды. От этой боли.
Даже не очень разбираю дорогу — только краем сознания фиксирую, что асфальт под ногами сменяется, на брусчатку, а потом — на ярко-оранжевую тротуарную плитку. Слезы застилают глаза. Я спотыкаюсь, чуть не падаю, но меня ловит чья-то сильная рука. Отшатываюсь, вдруг увидев в томном пятне на месте лица, знакомые любимые черты. Но это не Вадим, конечно, нет. Пожилой мужской голос заботливо интересуется, все ли в порядке и чем помочь. Я мотаю головой, отхожу, прижимаюсь к стене и жадно хватаю воздух, как будто это последнее, что я еще могу сделать, прежде чем моя жизнь окончательно пойдет по пизде.
Когда взгляд фокусируется на окружающей обстановке, первым делом в глаза бросается яркий неоновый «крест» аптечной вывески. Захожу внутрь. Меня так часто тошнит, что какой-то чертов регидрон кажется спасением.
Опираюсь на прилавок, выдыхаю, давлю очередной спазм и прошу порошок и бутылку воды.
Фармацевт смотрит на меня с сочувствием. Я размешиваю тут же, не слишком хорошо встряхиваю и жадно пью, пытаясь унять дрожь. Девушка по ту сторону стекла зачем-то спрашивает, не нужно ли мне что-то от отравления. Тест на беременность — тоже предлагает.
Я закатываю глаза, потому что делаю их буквально каждые две недели. Даже если нет ни единой причины для залета, а моя тошнота — это просто «бонус» постоянных панических атак.
Но все равно зачем-то беру — сразу несколько, как обычно.
Наверное, это уже просто агония. Желание добить себя окончательно.
Домой иду пешком, несколько часов как будто. Медленно, едва переставляя ноги. Как чертова сомнамбула, и пакет из аптеки кажется адски тяжелым хотя в нем всего пара невесомых коробок.
В кармане вибрирует телефон. Резко тянусь, но потом медленно вытаскиваю пальцы наружу. Это Вадим — больше некому. Мне больше никто не пишет. Для общения с подругами у нас есть наша болталка в «телеге». А Дэн, кажется, окончательно осознал бесперспективность ухаживаний за мной и отвалился.
А еще есть «любимый крестный», Кристина. А срок — выходит, тик-так, так-так…
Сжимаю зубы, проверяю сообщения. Это Вадим. Впервые в жизни не радуюсь. Что он может написать после того, как вместе с красивым букетом вручил моей мачехе жутко пошлое помолвочное кольцо? «Детка, ничего личного, пока-пока»?
Вадим: Давай вечером ко мне? Пришлю за тобой водителя.
Я останавливаюсь. Смотрю на его сообщение. И чувствую, как внутри все умирает.
Ты, блядь, прикалываешь что ли, Авдеев?! Хочешь напоследок меня трахнуть? Будешь скучать по своей любимой игрушечке у меня в соске?
Я: Не хочу. Плохо себя чувствую.
Вру. Мне не просто плохо. Мне пиздец.
Я хочу спросить. Про Викторию. Про кольцо. Про его ложь.
Но не могу, потому что боюсь услышать ответ.
И тут же, как будто синхронно — новое сообщение от «Марина-ноготочки»: «Время вышло, курочка. Где информация? Или мне напомнить, что бывает с девочками, которые меня разочаровывают?»
Я плачу. Прямо на улице. Беззвучно. Слезы текут по щекам, смешиваясь с колючей снежной крупой.
Господи, почему нельзя просто исчезнуть и проснуться где-нибудь на песке на берегу океана с амнезией или хотя бы просто без сердца? Чтобы ничего не болело.
Как прихожу домой — вообще не помню. Просто маленькая, еще не затуманенная болью часть разума фиксирует знакомый интерьер и запах. Долго сижу на холодном полу, не в силах отдышаться. Голова кружится. Иду в ванну на автопилоте.
Меня снова безобразно тошнит — просто водой. Я уже даже не помню, когда в моем желудке была еда, потому что любая попытка проглотить хоть что-нибудь, моментально превращается в «цыганочку с выходом» из моего рта.
Заливаю в себя воду — много, сколько могу.
Потом, на автопилоте, достаю тесты — все три. Почему-то всегда беру их по три. Что за сакральное число такое?