Читать книгу 📗 "Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя"

Именно столько было у Кристины.

Конечно, Вика не в такой безвыходной ситуации, но для нее этот удар намного сильнее.

Я выхожу, уже больше не оглядываясь. Оставляю ее наедине с разбитыми надеждами и истерикой.

Пусть захлебнется в них.

По дороге домой звонит Дэн. Отчитывается, что ноутбук готов.

— Нужна только твоя отмашка. Авдеев. — Слышу, как он там курит. — Если не передумал.

Дэн хочет, чтобы я передумал. Даже не особо скрывает, что, если бы решение было у него в руках — он бы передумал. Он бы даже не начинал все это, а просто дал ей уйти.

Я смотрю на огни проносящегося мимо города.

Злость подкатывает к горлу. Мне омерзительно от того, что я собираюсь сделать. От этой холодной, расчетливой игры. От того, что придется снова смотреть ей в глаза, касаться ее, целовать, зная, что все она вся — одна сплошная ложь.

На мгновение возникает желание все отменить. Приехать к ней. Схватить за плечи, встряхнуть, заставить посмотреть мне в глаза и вывалить всю правду. Увидеть хотя бы что-то похожее на правду, когда попытается выгородит себя.

Но это настолько смешно, что я буквально чувствую, как рот растягивается в шутовской улыбке.

Если я спрошу в лоб — Кристина снова солжет. Скорее всего, будет плакать, извиваться, клясться в любви. Она будет очень искренней и невыносимо настоящей.

Вспоминаю, как она лежала на пляже в песке и намекнула, что ее тело — просто инструмент, которому я могу легко подыскать замену. Хрен его знает, почему меня так цепанули именно эти слова. Видимо, на секунду показалось, что в них звучит смирение с чем-то необратимым.

Я вышвыриваю тот образ из головы. И так же избавляюсь от остальных — вот ее щека смешно расплылась по подушке, вот она прижимает к себе уродливого зайца, делая вид, что ей совершено не нравится романтический угар Дня Всех влюбленных. Вот она делает вид, что не замерзла, хотя пальцы у нее уже ледяные, таскает пиццу с заднего сиденья «Бентли». Усердно переименовывает себя в моем телефоне, встречает меня совершенно голая на консоли в прихожей, стонет, целует…

Генеральная уборка воспоминаний тянется до самого дома. Я не оставляю ничего, просто нажимаю на воображаемые «красные крести файлов памяти, избавляюсь без сожаления. Что-что, а убирать из себя все, что мешает высокоэффективно решать первостепенные задачи, я умею. Навык, выработанный годами.

В конце концов, образ Кристины превращается в красивую обертку без конфеты внутри.

Вот так, отлично. А теперь мне просто нужно железобетонное доказательство, чьи руки мне ее подкинули.

Ничего личного, Барби, просто немного правды, прежде чем я вышвырну тебя окончательно, мой маленький красивый пиздец.

Сообщение с предложением увидеться, я вишу ей из своей квартиры в «Престиже». Смотрю на серый город внизу, в перерывах поглядывая на экран. На секунду даже хочется, чтобы не ответила. Вообще больше никогда мне не ответила. Чтобы Дэн ее предупредил — и «Кристина Барр» исчезал из моей жизни так же показательно, как она однажды туда попала. Это поставило бы крест на нашей с ним дружбе, но, блядь…

Я смотрю на ее имя на экране — «Он мой, сучка!».

Кристина отвечает, что плохо себя чувствует.

Пиздит? Или правда валяется там с температурой или резями в животе?

Хороший звоночек — мне не хочется устраивать допрос с пристрастием, выяснять причину ее «не хочу». Плохой — это потому, что я просто не поверю вообще ничему, что она скажет, а не потому, что уже похуй. До идеального полного «похуй» мне еще пилять и пилять.

На секунду дергает что-то такое… как будто из прошлого, хотя всего лишь из тех дней, когда я был еще слепым лохом. Можно просто набрать ее номер и выплеснуть в лицо всю ту грязь, в которой я сейчас тону. Типа, ну блядь, Кристина, зачем ты в это влезла? Совсем берега попутала? Справедливости захотелось или денег? А билет на самолет в один конец ты уже приготовила? Спорим, Лёва тебе правила этой игры не объяснил, и «забыла» предупредить, что такие как я, делают с такими, как ты?

В башке по кругу слова Дэна: «Давай я ее просто уберу, ну ее нахуй, малолетка тупая, смысл, Авдеев?»

И мое, ответное, которое я не рискнул сказать ему в лицо. Не потому, что побоялся отхватить в табло, а потому что побоялся, что вслед за этим сам его отделаю.

«Переживаешь за то, что моя коза тебе не дала, дружище? Планируешь сыграть в благородство, а потом, когда все уляжется, воскреснуть на горизонте и все-таки получить свое?»

Я закуриваю хуй знает какую по счету сигарету и еду к Кристине.

Не потому, что беспокоюсь, как она там, и насколько ее «плохо себя чувствую», соответствует действительности.

Просто надо ставить точку.

Финальный аккорд в этой симфонии лжи.

Дверь она открывает не сразу. Когда я вижу ее на пороге — бледную, с огромными, испуганными глазами, в мешковатом худи, том самом с дурацкой надписью, который Кристина купила в Нью-Йорке — во мне на мгновение что-то екает. Какая-то тень воспоминания о моей Барби, о девчонке, которую хотелось укутать в плед и защитить от всего мира.

На секунду. Может даже меньше. А потом я давлю это чувство, как окурок. Безжалостно.

Она что-то лепечет про салат из доставки, про отравление. Делаю вид, что верю. Хотя выглядит реально хуево. Как будто еле стоит на ногах. Выглядит слегка похудевшей, щеки запали? Или просто с моих глаз спала пелена интереса? Подхватываю ее на руки, несу в комнату. Ее тело в моих руках — легкое, почти невесомое. И такое… доверчивое. Кристина цепляется за мою шею, утыкается носом в плечо. И от этого притворного доверия и напускной беззащитности начинает тошнить.

Укладываю ее в кровать, укрываю одеялом. Она смотрит на меня снизу вверх, и в ее глазах — надежда. Такая наивная, похожа на детскую.

Думаешь, что все еще играешь со мной? Контролируешь ситуацию, мой маленький красивый пиздец?

— Ты зачем приехал? — спрашивает шепотом.

Показываю на экране телефона ее же сообщение. Смотрю, как она кивает, как появляется облегчение во взгляде. Она думает, что я приехал, потому что волнуюсь. Потому что она для меня что-то значит.

Какая ирония.

Иду на кухню, делаю чай. Руки двигаются на автомате. Мысли — дурные. Она здесь, так близко, что приходится буквально уговаривать себя не предпринимать поспешных решений. Все время в башке — она на том пляже. Ее смех. Ее тело под моими руками, податливое и горячее. Признание в любви, которое Кристина прошептала в ту ночь, когда я впервые почувствовал, что готов… впустить ее не только в свою постель.

Пока смотрю на пузырящуюся в чайнике воду, медленно и методично выкорчевываю это дерьмо. С мясом. С кровью. Оставляю только выжженную, обугленную землю. Вот так — достаточно комфортно.

Когда возвращаюсь в комнату, Кристина уже почти спит. Я сажусь на край кровати, смотрю на бледное, болезненно осунувшееся лицо. Кажется такой невинной и безмятежной, как настоящая. На секунду даже хочется провести ладонью по волосам, погладить щеку.

Не могу. Потому что боюсь. Боюсь, что мои пальцы сами собой сомкнутся на ее тонкой шее.

Я ухожу, якобы за продуктами. Еду к Дэну, забираю «наживку». Последний раз вижу в его взгляде немое: «А может ну его нахуй…?» Мое такое же беззвучное «Хочешь пойти нахуй следом?» понимает безошибочно, натягивает на рожу маску бездушного профи.

Возвращаюсь примерно через час. В руках — пакет с простой едой, в которой нет и намека на пафос. Под подмышкой — ноутбук. Бросаю его на кровать рядом с Кристиной, нарочно небрежно. Пусть думает, что это просто рабочий инструмент, который я повсюду таскаю с собой.

— Чай остыл.

Жду, когда выпьет все залпом, забираю чашку и ухожу.

Через полчаса приношу ей поднос с едой. Все просто, почти аскетично.

Себе делаю кофе и просто пью, пару раз взглядом давая понять, что ей лучше есть, а не пялиться на меня.

Но Кристина все равно смотрит.

Так, блядь… испугано?