Читать книгу 📗 "Вернись домой, Халиль - Аль-Зооби Кафа"

Такова реальность, и все обязательно случится именно так. Нас ничего не ждет, кроме смерти и забвения. И ничего, что могло бы напоминать о нас, не останется. Может быть, останутся некие стихи с мертвым смыслом, прославляющие неизвестных героев и борцов, которые погибли в далеком прошлом в забытых боях.

Эти черные мысли разжигали боль в голове, в результате чего я стал уверен, что наступает именно мой конец, а никакой другой. Я сидел и старался концентрировать свое внимание на боли. Постепенно я перестал чувствовать свое тело и погрузился в бесконечную пустоту, в пустоту, в которой ничего не существовало, лишь только я и боль.

Боль представилась мне в виде фонтана, исходящего из какого-то центра в моей голове и устремляющегося вверх, открывая во мне глубокие пульсирующие раны, фонтан извергался во все стороны, и боль распространялась по телу.

Я чувствовал, как боль заливала меня, пока не затопила полностью, и я стал не в силах дышать и властвовать над собой. Я упал и больше ничего не ощущал. «Я умер», — сказал я себе.

— Я не боюсь смерти, Юсуф, но мне дико и страшно умирать тогда, когда я одна и рядом никого нет. Мне так хотелось умереть, когда люди окружали меня, чтобы видеть человеческие лица, перед тем как потемнеет в моих глазах. Но они ушли. Убежали искать более безопасное место, и я вскоре услышала их крики. Я не знаю, осталась ли в этом лагере хоть одна пядь земли, не пропитанная смертью.

Сейчас они идут сюда. Что сделают со мной — не знаю.

Это случилось спустя несколько дней после того, как хаджжа Сурайя осталась одна. Солдаты еще раз пришли, и она снова увидела их. Они сорвали одеяло с окна и посмотрели на нее, как смотрит смерть. Она увидела их лицом к лицу и сразу почувствовала холод смерти в той глубокой пустоте, которая была у них там, где у людей бывают глаза.

Они на секунду посмотрели на нее и ушли. Через короткое время она услышала шум и поняла, что они возвращаются. Она слышала, как бульдозер приближается к ее дому, дробя секунды, и пыль тех секунд рассеивается, перемешиваясь со страхом, заполняя собой воздух, который здесь в лагере, изначально был наполнен всем, кроме воздуха. Секунда за секундой время шло, бульдозер приближался, а воздух испарялся и испарялся.

Хаджжа Сурайя увидела смерть, которую долго ждала — та приближается к ней и протягивает ей руку вместе со стеной, которая рухнула после первого удара бульдозера. Со стеной упал потолок, балки рухнули и свалились на нее. Она закрыла глаза, нос и рот руками, чтобы не задохнуться от пыли. Но балки упали рядом, заключая ее в угол — она продолжала слышать шум разрушения, гром падающих камней и грохот бульдозера, отъехавшего назад, чтобы произвести второй удар. «Да будет этот удар ударом спасения, Господи», — шептала хаджжа Сурайя. Но с этим ударом рухнула другая часть стены, закрепляя ее осаду в углу и заживо погребая ее под камнями и пылью.

Больше она ничего не слышала, кроме кашля и свиста своего дыхания. Она широко открыла глаза, но ничего не разглядела — лишь густую пыль.

Она ощущала сильную боль в ногах. «Наверно, раздробились», — подумала она. И почувствовав теплую струю крови, стекающую по лицу, подумала, что надо ее вытереть, но рука не послушалась, и кровь продолжала течь. Боль бушевала по всему телу. Камни разбивали хаджжу Сурайю, но не убивали, так же, как это бывало всегда — боль разбивала, но не убивала.

Если бы стена и потолок на нее рухнули, то положили бы конец ее страданиям. Но они упали на расстоянии, оттесняя ее в угол. Она была ни жива, ни мертва. «Почему я не умерла?» — спросила она себя, постепенно восстанавливая свое нормальное дыхание. Через руины проникали тонкие нити света разрушенного дня.

«Безусловно, я умру», — подумала она. Но сколько времени потребуется ждать, когда это случится? Она была уверена, что умрёт не скоро. Точно так же, как пятьдесят лет продлевалась смерть ее жизни, отравляя ее день за днем гнилым воздухом; жизнь ее смерти обязательно сейчас продлится на срок, который не хотелось бы себе представлять.

Она будет задыхаться секунда за секундой. Горечь наполнит ее дыхание вдох за вдохом. Свет будет гаснуть в ее глазах миг за мигом. Погибнут пальцы ее ног, потом погибнут ноги, и медленно, часть за частью, погибнет все ее тело. Но вялое ее сердце продолжит свое слабое биение, пока не перегорит вся ее память и не исчезнут в темноте воспоминание за воспоминанием. Все это произойдет, но очень медленно. Все пройдет мучительно медленно, точно так же, как прошли все предыдущие страдания.

Она подняла слабую голову, посмотрела туда, где поверх тьмы и руин должно было быть небо, и искренно попросила Бога о быстрой смерти.

Потом она вновь увидела ее — увидела вдали смерть, идущую к ней. Смерть шла медленно, и хаджжа Сурайя нетерпеливо спросила: почему не спешит? Почему конец не наступает сразу? Какая польза от нахождения на этом свете еще несколько часов, особенно когда не осталось никакой надежды?

Она видела смерть, идущую к ней медленными шагами, и ей ничего не оставалось, как только с тоской ждать ее прибытия.

Я проснулся и обнаружил себя лежащим на чистой и теплой кровати.

— Где я?

— В больнице! — ответила мне девушка, стоящая у кровати.

Я замолчал. В этом месте царила некая странная тишина. Не было ни бомбардировки, ни взрывов, ни криков. «Я еще жив?» — спросил я себя, ощупывая кровать пальцами, видя медсестру, и главное — не чувствуя боли.

«Может быть, все это мне кажется или снится? На самом же деле я сейчас нахожусь на середине расстояния, отделяющего жизнь от смерти. Если это так, то я предпочитаю достичь смерти, чем вернуться в жизнь», — думал я.

— Тебя привезли сюда вчера. Ты был без сознания, — сказала медсестра.

Я посмотрел на нее и спросил:

— А они?

— Кто?

— Израильтяне.

— Их танки и войска ушли из всех городов вчера!

— Значит, осада кончилась?

— Можно так считать, хотя они до сих пор на окраинах городов.

— А лагерь?

— Из лагеря они тоже ушли, но все еще не разрешают медикам и международным комиссиям входить туда. Говорят, что они творили там ужасные преступления.

— А моя бабушка? — спросил я испуганно.

— У тебя есть бабушка в лагере?

— Да.

— Не знаю. Говорят, что все, кто спасся, находятся в стрессовом состоянии из-за ужаса, который они там видели.

Я замолчал: «Я тоже спасся и, как всякий раз, в последний момент», — удивленно подумал я. Смерть вновь не тронула меня.

Чистыми глазами медсестры на меня смотрела та странная судьба, говоря: «я еще с тобой». «Куда собираешься вести меня?» — спросил я ее, но она тут же исчезла.

— Желательно, чтобы ты не двигался. Мы все сами тебе принесем, — произнесла медсестра и вскоре ушла.

Мне долго запрещали вставать. Я лежал под капельницей, но как только она иссякла — я встал, почувствовав в себе силы.

— Что-то нужно? — спросила появившаяся медсестра.

— Я пойду.

— Но ты еще не оправился.

— Я должен выяснить, что случилось с моей бабушкой. Может, я сейчас нужен ей.

Мои шаги были тяжелыми, будто мои ноги были закованы в железо, будто я шел не по земле, а по открытым ранам.

Люди ходили по улицам медленными тусклыми шагами, с разрушенными надеждами и мрачными лицами.

Дорога в лагерь одновременно вела и к дому Нуры. Как только я к нему приблизился — сердце сжалось, и меня охватила огромная печаль. Я чувствовал, что слезы вот-вот взорвутся в глазах. Времени было совсем мало. Я боялся, что в случае, если я зайду в дом Нуры, то опоздаю на встречу с бабушкой. Но, с другой стороны, в случае, если я пойду прямо в лагерь, я потеряю Нуру.

Колебания разрешились помимо моей воли. Как только я подошел к дому Нуры, то застыл на месте и пораженно смотрел, не веря своим глазам.