Читать книгу 📗 "Храни её - Андреа Жан-Батист"
— Сними брезент.
— Да он пыльный, и вообще…
— Сними брезент.
Я обреченно сдернул ткань. Дядя со свистом втянул воздух. Он обошел медведя, изучил его со всех сторон, покачал головой.
— Pezzo di merda… После всего, что я для тебя сделал. Подобрал тебя, кормил… Стоило отвернуться, как ты… — Тут он начал кричать: — Ты кем себя возомнил, а? Думаешь, ты круче меня, да? Я покажу тебе, кто круче.
Он схватил молоток и бросился на скульптуру. Стыдно сказать, но я не преградил ему путь, не защитил ее. В ярости дядя промахнулся и стукнул не по медведице, а по цоколю — отлетел осколок. Он снова поднял молот.
— Синьор Суссо!
Дядя остолбенел, увидев на пороге маркиза. Его сопровождали Виола и молодой человек в сутане, в котором я узнал младшего из братьев — Франческо. За ними следовал мужчина постарше, тоже в черной сутане, но с фиолетовым поясом. Дядя опомнился, выпустил из рук молот и замер в поклоне.
— Ваша светлость, падре…
— Ваше превосходительство, — поправил маркиз негромко, обернувшись к человеку с поясом. — Монсеньор Пачелли обрадовал нас своим визитом в эти выходные вместе с Франческо, одним из наставников которого он является. Это честь для семейства Орсини.
— Это честь для меня — учить столь многообещающего студента, — ответил епископ, дружески похлопав Франческо по плечу.
Я шагнул навстречу гостям, прежде чем дядя успел открыть рот.
— Мой хозяин, присутствующий здесь, поручил мне изваять эту работу в честь семейства Орсини, по случаю дня рождения вашей дочери. Он великодушно доверил мне кусок каррарского мрамора, которым очень дорожил. Я выбрал медведя, как на вашем гербе.
Дядя в замешательстве стоял с открытым ртом. Маленькая компания приблизилась. Маркиз недоверчиво повернулся ко мне:
— Это ты сделал, мой мальчик?
— Да, ваша светлость.
— Сколько тебе лет?
— Шестнадцать, ваша светлость.
— Как Виоле. Посмотри, дорогая, что этот юноша сделал для тебя.
Виола наклонила голову. Я сразу понял, что у нее сейчас один из плохих дней.
— Очень красиво, спасибо.
Епископ водрузил на нос очки и подошел к скульптуре.
— Это чуду подобно. И к тому же скульптор так юн! Но ведь и титаны эпохи Возрождения проявляли себя рано. Совершенство форм, передача движения просто изумительны. И современность звучания… У обычного скульптора возникло бы желание представить животное целиком и проработать нижнюю часть блока. Но тем более поразителен достигнутый эффект! Браво, молодой человек! Вы пойдете далеко. И возможно, мы поможем вам в этом, как знать.
Виола медленно покачала головой, в ее грустных глазах читались слова: «Вот видишь, я же тебе говорила». Франческо смотрел на нас дружелюбно, заложив руки за спину.
— До полудня мы пришлем людей, чтобы помочь вам перевезти статую на виллу. Празднества начнутся во время обеда и продолжатся до вечера. Виола сможет полюбоваться своим подарком и выбрать, куда его установить. Естественно, синьор Суссо, ваш великодушный поступок будет вознагражден.
— Может быть, юный скульптор придет ко мне на прием? — предложила Виола. — Он действительно очень талантлив.
Маркиз поднял бровь, какое-то время изучал меня, потом быстро переглянулся с сыном. Франческо чуть заметно кивнул.
— Конечно, почему бы и нет. В конце концов, это твой праздник. Твои гости — наши гости.
Мое триумфальное вхождение на виллу Орсини состоялось двадцать второго ноября 1920 года, и пускай я попал туда с заднего крыльца, но и вхождение в рай не показалось бы мне прекрасней. Днем мы привезли статую и установили ее возле водоема, разбитого рядом с домом, прямо напротив гостиной. Гостей было множество, но из ровесников Виолы — никого. Я еще не знал, что для женщин ее круга шестнадцать лет — не повод веселиться с друзьями. Это важный политический акт.
Оробев, я укрылся на кухне. Маркиз вытащил меня оттуда.
— Ну, не стой здесь без толку, мой мальчик. Ты приглашен Виолой, так что можешь гулять где заблагорассудится.
Гулять. Обычно я шел из одной точки в другую для того, чтобы что-то доставить или забрать. Мои шаги выполняли какую-то функцию. Просто гулять было социальной привилегией, совершенно неведомым для меня искусством. Я не обладал непринужденностью всех этих мужчин, расхаживавших по лужайкам с сигарой во рту и болтавших друг с другом, пока женщины чуть поодаль что-то со смехом обсуждали под белыми зонтиками. Среди гостей выделялось несколько священников и прелатов. Они ходили склонив головы и собирали откровения, которые шептали им на ухо какой-нибудь граф или баронесса. Впервые в жизни я почувствовал себя карликом под высокими сводами виллы Орсини. Гости бросали на меня любопытные, иногда насмешливые взгляды. Возможно, они полагали, что я нанятый по случаю шут, как на пиршествах, которые изображал Веронезе [12].
Заложив руки в карманы, я ходил из комнаты в комнату, пытаясь казаться выше. Здесь доминировал зеленый цвет: обои, шторы, подхваты, тканевые чехлы для цепей люстр, кресла с бахромой — все существовало в вариациях липового, авантюрина и селадона. Наше летающее крыло, которое мы закончили двумя днями ранее и жаждали опробовать, естественно, являло собой ту же цветовую гамму. Я видел Виолу, переходящую от одной группы гостей к другой, приветствуя их с деланой благожелательностью и любезностью, но взгляд уходил в сторону, перепрыгивал с предмета на предмет, не способный ничем заинтересоваться надолго. Ей было безмерно скучно: вокруг были одни живые, и, значит, они не могли сказать ничего интересного.
Слуги сновали по залам беспрестанно, разнося бокалы шампанского на подносах, — мне не предлагали. В углу гостиной я наткнулся на Стефано. Он был в компании бритоголового мужчины, одетого в чуть старомодный костюм, что-то вроде униформы альпийского стрелка.
— А, попался, Гулливер! — воскликнул он. — Сначала крадешь у нас книги, потом делаешь статую для сестры и пролезаешь к нам в дом. Надо признать, ты ловкий проныра. Люблю находчивых парней.
Я смотрел на него не отвечая, раздираемый страхом и ненавистью. Стефано наклонился ко мне и ухватил толстыми пальцами за подбородок:
— Только не забывай, что мы все видели твою задницу, понял?
Виола внезапно появилась рядом со мной и оттолкнула брата:
— Оставь его в покое!
Она повела меня сквозь толпу, обхватив рукав моей рубашки. По мере нашего продвижения комнаты пустели, потом показался будуар с закрытыми ставнями, повеяло затхлостью. Наконец мы проникли в библиотеку, и я замер в восхищении перед книжными полками. Мудрость пахла кожей и дубом. Посреди комнаты в восьмиугольной оправе красовался старинный глобус, исписанный латынью. Я хотел рассмотреть его поближе, но Виола снова схватила меня за руку и потянула к стене. Деревянная панель повернулась вокруг своей оси. Мы попали в коридоры для персонала, в мир, далекий от светского мира, по которому, пригнувшись, бегали только те, кто был создан для услужения или верил в это. Иногда они там же и размножались, где-нибудь в углу под лестницей, в потных судорожных объятиях, пока хозяева спали. Виола прижала меня к стене, пристально посмотрела в глаза, а потом прильнула к моей груди. Не было ни окон, ни малейшего отверстия. Сероватый свет шел неизвестно откуда и спасал ее лицо от всепоглощающего мрака.
— Спасибо за медведя, Мимо. Это лучший подарок, который я когда-либо получала.
Где-то на вилле ударил колокол. Виола вздрогнула.
— У нас мало времени, так что слушай. Все идет быстрее, чем я думала. Сама виновата, надо было сразу догадаться. Их намеки, количество гостей… Я тебя не брошу, слышишь? Мы же дали клятву. Я просто хочу сказать тебе, что… Ты услышишь известие… Но этого не произойдет, ясно? Мы всегда будем вместе, ты и я, Мимо и Виола. Мимо будет ваять, а Виола — летать.
Я никогда не видел ее в таком состоянии. Она снова открыла дверь и выбежала. Я хотел пойти за ней, но потерял ее из виду и снова затерялся в коварном лабиринте, под взглядами потрескавшихся портретов бесконечных предков Орсини. Мне удалось открыть ставню, покинуть дом сзади и, обойдя его кругом, вернуться в главную гостиную, чьи высокие французские окна выходили в сад. Гости спускались со второго этажа на первый в атмосфере ощутимого возбуждения. Темнело, но большие факелы, зажженные слугами, гарантировали, что тьма не победит никогда. Ab tenebris, ad lumina. Орсини хранили верность своему девизу. «От тьмы — к свету».
