Читать книгу 📗 "Дождись лета и посмотри, что будет - Михайлов Роман Валерьевич"

5 января. Вернулся в Москву. В дороге считал деревья, покрытые белым мхом. Интересно понять, где находится миллионное дерево. Начиная с дома, заканчивая вокзалом в Москве. Хотя бы примерно. Их можно считать не раз-два-три, а ритмическими кусками, пропуская по сотне.

Чем я еще занимался осенью? Придумал такую практику развития памяти. Ходил день по городу и запоминал номера машин. Вечером составлял список номеров, встреченных днем. И еще крутил карты. Не играл, а просто мешал разными способами, сочиняя новые методы тасовки. Это превратилось в привычку типа курения, постоянно хотелось что-то вертеть пальцами. В казино сыграл всего пару раз, там началась неприятная волна, кто-то нашептал, что играют счетчики, стали менять правила, делать невыгодными для чистой игры. Можно играть часами и выходить лишь в мелкий плюс.

Зашел в свою комнату, бросил сумку рядом с кроватью, прошел на кухню. Там оказался человек на вид лет шестидесяти, с короткими волосами, жестким лицом. Когда я вошел, он уставился на руки. А у меня были карты. Сказал, чтоб я садился и раскладывал. Можно в буру, можно в дурака, во что хочу. Мы сыграли пять раз в буру. Я проиграл все пять раз. Причем даже не понял, как это случилось, ему просто повезло. Он посмеялся, зыркнул и спросил «а ты кто». И в этот момент я вспомнил, что видел уже его. В книге военных рассказов. Старый вояка, сидящий в окопе. По небу летели самолеты врага, а он зорко наблюдал. Ответил ему, что Руслан, студент. У него черные скулы, а глаза блестящие и немного жуткие, взгляд как сверло. Вроде и не дед, тело жилистое, крепкое. Что здесь делает студент? Так, просто живу. Так просто тут не живут. Мне повезло, на кухню зашел Толик, сразу меня представил, сказал, что я сын Вовы Инженера. Человек хлопнул руками по столу, встал, оглядел меня с разных сторон и ответил, что сам мог бы догадаться.

— А это Мазай.

Так я познакомился с Мазаем. Про его прошлое лучше не знать. Из самого его вида высвечивался какой-то невообразимый опыт, с первого взгляда можно определить, что он наверняка полжизни провел в заключении, а остальные полжизни тоже потратил не просто так. И еще это самый внимательный человек, из всех, кого когда-либо встречал. Каждое мгновение он смотрел не впустую в воздух, а в ситуацию, в людей. Как так жить и не уставать?

Если кто-нибудь подкрадется, пока Мазай спит, он откроет глаза и спросит, чего тот так громко ходит. Он постоянно подключен к происходящему, сосредоточен на мелочах.

Толик кивнул, типа мне можно доверять.

Общение Мазая и Толика впечатляло. У них был свой язык, свой ритм, и непонятно, когда они говорили серьезно, а когда дурачились. Они купались в языковых потоках, намеках, понятных только им жестах.

Мазай мне сказу же сказал, что с картами напоказ я выгляжу как дятел на столбе, если занимаюсь картами, никто вокруг об этом не должен знать. Попытался ему возразить, что просто так их кручу, для развития пальцев, на что он ответил, что крутить просто так можно свой болт, а карт если касаешься, надо это делать с толком.

Если бы Мазай был красноармейцем, как в книге, он бы знал про войну все. Где прилетит, где взорвется. Разбирался бы во всех причудах и приблудах. Кстати, когда я приезжал в Москву, книги привозил с собой, на всякий случай. На какой именно случай — непонятно, но лучше, чтобы они были рядом.

10 января. Проснулся от истошного крика. Прямо в моей комнате. Человек сидел на кровати и вопил так, будто с него сдирали кожу. Забежал Мазай, стал бить его по щекам, приговаривая «бродяга, братка, заткнись, сука, ты не один здесь, дорогой, давай-давай, гляди глазами, ты в Москве, никого нет». Он замолчал, затем снова завопил. Мазай шлепнул его ладонью с приличной силой, отчего он вздрогнул и пришел в себя. Ну, что ты студента напугал и всех нас перебудил? Включили свет. Человек еще минуту испуганно побегал глазами по комнате, и извинился.

Утром пересекся с ним на кухне и спросил, был ли он на войне. Он сразу ответил «нет, конечно», а затем рассказал о том, как его другу оторвало голову как в цирке, как в фокусе: есть голова, а вот ее и нет. Хлоп, и все. Он хлопнул в ладоши и заморгал красными глазами. И еще рассказал, как подорвали располагу. И как надо было выходить из оцепления. И еще как там кто-то ходил и поедал пространство, когда он подбирался близко, нечем становилось дышать. Хотел спросить, что это было, если не война, но как-то постеснялся.

Мазай позже объяснил, что он контуженный. И хорошо разбирается в картах, но не наших игральных, а топографических. И вообще, Толик пригрел неплохую компанию.

20 января. Сдал сессию. Недорого. Поговорил с двумя преподавателями. Измученные, истерзанные жизнью люди, слабые и нервные. Есть разные виды власти. Власть застывшая и власть

подвижная. Универ, все эти беспомощные преподы — часть застывшей власти. А Толик — часть подвижной. И та, и другая, мне не особо интересны. Застывшая сильна тем, что была «до» этого момента, что сложилась давно и явно останется надолго. И все эти беспомощные люди перестают быть такими, как только вспоминают о своей принадлежности и статусе. Подвижная сильней сама по себе, но ее может не быть завтра.

Куда интереснее искать алхимические ключи, как это делает Эдуард Петрович. А еще мне интереснее тасовать колоды, чем играть. Каждую тасовку можно назвать своим именем, посмотреть, как они соединяются, как одна карта проделывает настоящее путешествие по запутанным местам. Есть тасовка «корзинка», при ней верхняя карта перемещается примерно десятой вниз. При тасовке «звезда», верхняя карта остается на своем месте, а нижняя становится второй сверху. Есть много фальшивых тасовок, при которых карты не меняют положения, а когда смотришь со стороны, кажется, что все перемешалось.

22 января. Вчера под ночь пришел бухой Толик с тетей Мариной и устроил спектакль. Где он находил живое… С этого началось, на кухне. Мазай пояснил, что эта речь у него как нервный тик, от нее не избавиться. Он напивается, и эти темы из него сами изливаются, хочет он того или нет.

Толик сказал, что его, конечно же, замочат, пристрелят, когда будет выходить из тачки. И показал, как будет падать, лежать, смотреть в небо. И ничего в этом страшного нет. Главное — соединиться глазами с небесными блестками, когда глаза закроются, эти блестки останутся и заберут к себе. Мазай это все едко прокомментировал, типа надо не промахнулся, и вместо неба не заглянуть в зенки проходящей мимо собаки, а то втянет и придется дальше бегать и чесаться.

Толик лег на кухонном полу, раскинул руки и сказал, что не жалеет ни о чем, что не был гнидой, и пусть мочат. Тетя Марина на это ответила, что никто его не мочканет, сам дожрется и однажды захлебнется блевотиной. Толик недовольно зыркнул и замяукал. Как гигантский растекшийся кот. Мазай подошел ко мне и со смехом добавил: «вот, гляди, студент, это наше правительство».

Лежащий и мяукающий Толик, в пиджаке, галстуке, белой рубашке, выглядел и мило, и жутко одновременно. Интересно, что бы Ласло сказал, увидев такое. Наверное что-то вроде «ему требуется дневной сон» или «налейте ему молока».

23 января. Картограф сказал, что на войне все люди превращаются в птиц, и видят местность вокруг себя по кругу. И все карты боевых действий похожи друг на друга. Будь то древнее скандинавское сражение или подавление повстанцев в современной Азии. Он показал книги со схемами, с перемещениями, стрелками. Похоже на алхимические ключи. Здесь подорвали колонну, здесь были большие потери. Все красно-черное, перечеркнутое. Детальные карты, двести метров в сантиметре, со своими обозначениями, кодами, деревьями, речками. Эдуард Петрович точно бы заинтересовался.

24 января. Еще во сне понял, что произойдет что-то необычное. А может и тяжелое. Снились обрывки разговора с Картографом — карты со стрелками, лесами, движениями. Как будто то, что мы делаем в данное мгновение, кем-то рисуется и нам же сразу показывается. И все наши движения можно предсказать. Карта комнаты, мои перемещения, взгляды в окно, даже то, как лежу на кровати, нарисовано. Смотрю на эти рисунки и пытаюсь из них вырваться, придумать движение, которого там нет, и ничего не получается. Тело как будто закреплено и зажато конкретными действиями. И не только тело, но и мысли. Даже мысль о том, как вырваться из нарисованных карт.