Читать книгу 📗 "Дождись лета и посмотри, что будет - Михайлов Роман Валерьевич"

Да, 24 января стал одним из ключевых дней. Снова все можно разделить на «до» и «после». И этот день — как вязкая граница, через которую переходишь в болезненном бреду, ничего при этом не понимая.

Утро было белым и спокойным. Можно описывать то, что виднелось за окном, чем пахло, откуда доносились шорохи. Но это не важно.

В одиннадцать утра решил, что никуда не пойду, а засяду смотреть боевики по видаку. На хате валялось много новых кассет.

Никого больше не было, все ушли по работам и заботам.

В полдвенадцатого, когда сидел и смотрел про китайские разборки, послышался звук поворачивающегося ключа в двери. Как раз кто-то кому-то разбил о голову старинную вазу. В китайском квартале Нью-Иорка. Этот звук растянулся в слухе как долгий напряженный звон. Это могло происходить несколько секунд, но показалось, что совершается важное действие, и восприятие дает возможность остановить все вокруг и задуматься. Кто зайдет? Да кто бы ни зашел, чего бояться. Дело не в страхе, а в непонятном натяжении момента.

В коридоре послышался голос Толика и смех Мазая. Я выдохнул. Непонятно, чего так напрягся. Затем шаги. Еще шаги. Человек пять. Все зашли на кухню. Я тихо подошел к двери, ведущей в коридор и прислушался. Ничего необычного, гости Толика. Часто кто-то приходит. Минут через десять решился зайти на кухню, как бы случайно.

Гости как гости, усталые и молчаливые. Когда-нибудь так изобразят бандитов нашего времени, и это покажется смешным. Все эти черные прикиды и застывшие взгляды. Толик посмотрел на меня, сказал всем «а это студент», никто особо не отреагировал. Мазай сел напротив

одного из них и прошептал «успокойся». Успокойся и нормально существуй.

— Витек, Витек, не дрожи и не нервничай. Поможем, само собой, и ни от тебя, ни от твоего бати нам ничего не надо.

Толик добавил, что всю дрянь типа травы или гаша не котирует, только бухает, но может гостям надо расслабиться, а то от их напряжения общее настроение портится.

— Студент, есть что дунуть?

Мазай зыркнул, я ответил, что ничего нет. Откуда? В этот момент мы зацепились взглядом с одним из гостей, с тем, напротив Мазая, и мне показалось, что знаю его. А откуда я могу знать заезжих бандитов? Встречал его у Аладдина и дяди Сережи? Все эти хмурые люди похожи на черные ветки в отсыревшем лесу. Они все время чего-то ждут. Они ждут рассвета, времени, когда смогут раскрыться как яркие букеты или облака на горящем небе.

В воздухе на кухне крутилась золотистая пыльца, намекающая на то, что все это может оказаться сном. Освещение как во сне, без видимых ламп, чисто подсвечивание изнутри. Но это никакой не сон, и в воздухе не пыльца, а пыль. И этот человек — тот самый без лица, жених, 17 сентября. Как только это понял, застыл, почувствовалось, как внутри все леденеет, заливается холодной водой. Мазай увидел, что я изменился в лице, подумал, что это из-за того вопроса про траву, засмеялся, отметил, что неспроста я позеленел.

Наконец-то смог его рассмотреть. Действительно, незапоминающаяся внешность, будто взяли, спрессовали тысячи людей, и вывели среднего, неприметного. Если внимательно посмотреть на любого человека, найдется что-то смешное, нос или форма головы, какая-то нелепость в голосе или походке. А у него все нормально. Походка наверняка тоже, он скоро встанет, пойдет, не хромая, не заваливаясь. Его глаза всех цветов одновременно, волосы и не темные, и не светлые.

Толик добавил, что поможет, что здесь все по-людски и нечего переживать.

— А ты точно знаешь, что она в Москве?

От этого вопроса меня тряхнуло еще сильнее. Можно даже не слышать остальной их беседы, все понятно из одной этой фразы. Как все же это похоже на сон или приход, или на спектакль. Может, они выбрали зрителя, и разыгрывают наперед заученные сцены, смотрят, как я реагирую и внутри себя смеются. Ждут, что я сейчас не выдержу и спрошу «а где именно в Москве?» или «а как ее найти?». Мазай тыкнет пальцем и с хохотом скажет «а, вот ты и спалился, а мы ждали, когда вскроешься». Из комнаты выйдет Эдуард Петрович и прокомментирует. Этот сюжет популярен на островах Фиджи, его знают все с детства.

Нет, конечно же. Это объективная реальность. И если это спектакль, то не только для меня, но и для них тоже. Мы все можем оказаться зрителями разыгрываемой драмы. Толик добавил, что им лучше заселиться в гостинице, отдохнуть, а к вечеру снова встретимся и потолкуем о делах.

Когда гости ушли, Толик со смехом замотал головой.

— Прикинь, студент, это сын уважаемого человека, ищет свою телку. Она сбежала, и теперь где-то здесь гасится.

Мазай добавил, что дело — канитель, тянется и не развязывается. Не движняк, а порожняк. Уже все в курсе, а Витя на принципе. Хочет найти и наказать. А как он накажет — его дело. Как бы ни наказал, никто из людей не осудит. Конечно, надо помочь, если в Москве зашкерилась со своим ебырем, надо достать. Тут хоть на вид город просторный, но все друг друга знают, так просто не залечь. Или по области — везде свои люди. Вообще в мире беспокойно, если ты сидишь и таишься, то внимание к себе не меньше привлекаешь, чем если бы бегал и кричал. Надо только понимать, куда смотреть.

Спросил, а что этот Витя сделает, когда найдет. Убьет? Мазай ответил, что их отвезут в лес, там они сами выкопают яму, их туда торжественно поместят и объявят их последнюю еблю. Так они и перейдут в царство мертвых, через любовь. Или не так. Благословит их Витя, чтобы жили долго и счастливо, а сам сольется. Или еще что-нибудь. Да какая разница, что он сделает, эта баба его публично опозорила, ему решать, что делать. Надо сначала найти, но это дело времени.

День прошел в невесомости, без ног и вообще тела. Мысли остановились, а комната превратилась в теплицу с натянутыми целлофановыми пленками. За окном падал то ли снег, то ли свернутые комки бумаги или листья чая. Или подбитые птицы. Казалось, что это наша старая хата, и здесь сидит Ласло. Спросил его, что он думает по поводу всего этого. Он ответил, что ничего особенного не произошло, так и должно быть. А что мне делать? А ничего. Нас привезут в лес, закопают живьем, но ничего страшного не произойдет. Если посмотреть на всю мою жизнь и прикинуть, что в ней было хорошего. Останется то чувство к Оле, ну еще немного памяти от встреч со Светой, а больше ничего. Во мне нет ничего, что можно было бы жалеть, а то чувство находится не во мне, а везде, поэтому привезут в лес — так привезут. Я ее обниму, мы застынем в ожидании. Жалеют об упущенном или несбывшемся. А я тут при чем? Такие как я — тоже как грибы, может и не совсем черные, скорее бледные и дохлые, застилающие собой лесные поляны. Нас незачем жалеть. Правда, Ласло? Никакой жалости. Химоз сказал осенью, что если Продиджи в следующем году приедут в Москву, он тоже подтянется. Мы придем на концерт, поднимем руки, будем скакать и гудеть как неразумные животные. Ходят слухи, что в этом сентябре приедут. А пока тишина и пленки, перегораживающие всю комнату, зрение и слух. У меня интересная жизнь все же.

Кажется, я просидел часа четыре, не шевелясь. Или даже больше. Стемнело быстро, как обычно зимой. Серое тесто плавно перемешали с черным шоколадом, все почернело. Даже не заметил, как перестал видеть вещи в комнате. Может даже уснул сидя, и упустил разницу между тем, что внутри закрытых глаз и всем остальным. Вроде никого не было. Тишина и легкий звон. Снова послышался тот же звук ключа. Те же шаги.

Доносились лишь обрывки разговора, смех и язвительные комментарии Мазая. А в один момент все замолчали. Даже не просек, что меня это касается. Мазай резко открыл мою дверь, я дернулся.

— Ну что, уши греешь?

Я задрожал и даже если бы захотел что-либо ответить, не смог бы. Из всего тела дрожь собралась волной в губах. Но Мазай захохотал и сбросил тем самым напряжение.

— Подгребай к нам, студент, есть темка.

Мазай привел меня на кухню, стукнул по плечу и объявил «вот». У меня снова в глазах все рухнуло и закрылось. Видимое занавесили. Показалось, что сейчас-сейчас потеряю сознание. Мазай продолжил.