Читать книгу 📗 "Дождись лета и посмотри, что будет - Михайлов Роман Валерьевич"

27 сентября. Такого я никогда не видел. Тысячи людей, дым, огни. Мы протиснулись и начали орать, прыгать вместе со всеми. Со сцены вопили, визжали, поливали всех синими и красными лучами. Негр в шапке-ушанке рычал в микрофон. Казалось, что Химоз тоже с нами, кувыркается по воздуху и подпевает смэк май бич ап. Продиджи приехали наконец в нашу магическую страну. Может быть, им так понравится, что не уедут, и будут устраивать такое каждый день. Это станет ежедневным ритуалом, все эти вспышки, запах травы, дымовухи. Или уедут, а я буду рассказывать, что видел Кита Флинта вот так рядом. Некуда ехать, все уже здесь, все алхимики, Ласло, Химоз на небесах. Столько людей соединились в трясущееся и кричащее тело.

Никогда не видел, чтобы Ласло так хохотал. Он поглядывал на меня, убеждаясь, что я вижу то же самое. Наверное, здесь сотни тысяч, все поглощены звуком и дымом. Еще радовало, что я выполнил обещанное, привез его на концерт Продиджи.

Толпа превратилась в экстатическое море с волнами. Где что звенело, что играло — уже не различалось. Под ночь мы пешком добрались до квартиры, без сил.

28 сентября. Всю ночь снилось увиденное. Люди как бесконечное вьющееся одеяло, покрывающее землю. Музыканты держали концы одеяла, раскачивали, все трепыхалось. Открыл глаза. Услышал, что кто-то напевает на кухне. Ласло уже не спал, сидел, смотрел в окно.

А на кухне оказался Мазай. Я его не видел с лета. Он приезжал-уезжал в своем, не понятном больше никому, ритме. Мы зашли на кухню, Мазай кивнул мне «а, студент», а затем уставился на Ласло. Спросил «ты кто». Ласло. А что тут делаешь? Завтракаю. Дальше состоялась их долгая беседа. Они сидели за столом, пили крепкий чай, и обсуждали все подряд. Мазай хохотал с ответов Ласло, отмечал, что порой тот ведет расклады как опытный зек. А так и есть, если все дур-ходки сложить, он опытным зеком и окажется. Ласло рассказывал Мазаю про больницу, тот от смеха утыкался носом в стол.

Ласло свободно владел больничным языком, всеми этими елками, гирляндами, «локоть чешется», цэвичами, галочками. Галочка — наверное, галоперидол. Мазай подошел ко мне, сказал, что хороший у меня друг, его стоит держаться по жизни. Когда Мазай вышел, Ласло тоже высказался о нем как о мудром человеке.

Вы без труда можете догадаться, чем мы занимались с Ласло следующие несколько дней. Обходили квартиры из того списка. Я восстановил список без особых проблем, записал в том же порядке, в каком он был изначально, а не в каком показали карты.

Почти во всех квартирах кто-то оказался. Люди удивленно открывали двери, говорили, что не заказывали никакую еду, и платить за заказ не собираются. Иногда и не открывали, а говорили то же самое за закрытыми дверьми. Но никакого намека на ее присутствие не было. Даже когда пришли по второму адресу, там, где чувствовалось нечто особое. Ласло тоже сказал, что ее здесь нет.

Даже во сне увидел то же самое. Мы стояли с Ласло у квартиры и ждали. Подошел Мазай и сказал, что обходить квартиры — это еще более пустое занятие, чем крутить карты. Теперь эти квартиры действительно опустели. Время прошло.

Ласло спросил, можно ли остаться. Ему некуда возвращаться, если домой, то там больница и ничего больше. Ответил ему, что вроде Толик не против, поговорю с Мазаем, чтобы тоже дал какую работу. Это несложно, отвозить или забирать бумаги. Когда поговорил с Мазаем, тот решительно обрадовался, сказал, что пусть остается, этого кента можно даже брать на переговоры, чтоб крыс вычислял. Если хорошо пойдет, его оформят помощником депутата. Кажется, это первый раз, когда Ласло предложили работу.

1 октября. Ласло задал Мазаю странный вопрос. Тот не ожидал, сел и внимательно вгляделся в него.

— Как мы все умрем?

— Толика в упор расстреляют. Какой-нибудь мотоциклист подкатит к его тачке в пробке, и очередью из автомата пошлет на отдых. Меня какая-нибудь крыса бритвой во сне.

Спросил его про Картографа. Этот умрет от осколков, взорвется что-нибудь, а он рядом будет. На войне обычно так.

— А Витя?

— А что ты его вспомнил? Он заезжал летом, кстати, сидел тут в грусти. Видишь, до чего его сучка эта довела. Вы молодые, не давайте бабам себя так охмурить. А что Витя. Забьет на нее и умрет в старости, подавится чем-нибудь. А вот вы — не знаю.

Повисло напряжение, он строго поглядел на нас. Потом обратился ко мне.

— Ты, студент, всякую галю за чистую монету котируешь. Нарисуется кент, даст тебе волшебное снадобье, ты и отплывешь. Ты от передоза можешь отправиться. А ты из окошка сам выйти. Но давайте жить так, чтобы этого не случилось. Уговор?

Мы покивали. Все будет не так. Я точно знаю, что умру, обняв ее, может у нас не будет никакого секса, мы уплывем в бездонное море, на суд к ангелам. Один посмотрит на другого, скажет, так ведь передоз, а второй ответит «ну и что, он же любил ее». Спросят, что ты в жизни сделал. А ничего. Они поржут, глядя на нас, и отправят плыть дальше.

2 октября. Осень в Москве — серо-желтое мельтешение и мокрый ветер. Тот, кто следит за разнообразием и непрерывностью происходящего, должен сильно уставать. Когда мы в отключке, на дне сознания, не смотрим в окно, он вполне может все остановить, тоже отдохнуть. Когда придем в себя, и внешний мир снова запустится. Осень тоже можно пускать нарезками, склеивать ее из привычных фрагментов. Представьте, вам нужно собрать 3-4¬месячный фильм «осень», для проекции на большом экране за больничным окном. Я о чем-то не том говорю, да?

Мы открыли книгу и прочли первую сказку. Она занимала пятнадцать страниц, с тремя картинками. Если кратко, то вот, что там было.

Бедный крестьянин год за годом выживал на небольшом клочке земли. Того, что приносила земля, едва хватало, чтобы прокормиться. По селам ходили провидцы, предсказывающие, каким будет следующий год, что сажать, что беречь. В этот год они предсказали сильный неурожай. Крестьянин загрустил, решил, если не взойдет посеянное, лучше не рыскать в поисках пищи, а лечь и умереть. Когда настало время первого урожая, крестьянин вышел из дома и обомлел. Его поле было усеяно золотыми монетами. Собрал он монеты и отнес в город, показал правителю. А правитель не поверил, что золото выросло как трава, подумал, что крестьянин украл богатство, и приказал заключить его в темницу. Тем временем, голод коснулся и города. Кормить заключенных стало невыносимо для городской казны, всех распустили, и разбойников, и воров, и бедного крестьянина. Вернулся он домой, а вместо дома дворец, живет в нем змей, пирует, столы накрыты изысканной едой. Говорит змей, ты зря вернулся, теперь тебе здесь места нет. А где есть место? А нигде. Совсем взгрустнул крестьянин. В родном доме даже лечь и умереть не получится. Тут подлетела к нему птица и прощебетала, чтоб дождался ночи и посмотрел, что будет. Дождался он ночи, зашел во дворец, змея нет, а стоит там красавица, косы до пола, увидела крестьянина, усадила за стол, накормила яствами. Говорит, буду тебе женой, буду кормить, заботиться. Но только с первыми лучами солнца превращусь обратно в змея, и что тогда случится, никто не знает. Обрадовался крестьянин, у него не было никогда жены, самому бы прокормиться, о жене и думать не приходилось. Посреди ночи красавица растолкала крестьянина, сказала, чтоб уходил, пока не начался дневной кошмар, а когда зайдет солнце, она снова будет его ждать. Так крестьянин бродил днями по пустырям, а ночи проводил со своей женой. Одной ночью крестьянин пришел к своей жене и сказал, что ему надоело сбегать под утро, слоняться днями, он ее заберет прямо сейчас, они уйдут туда, где солнце не восходит. Так они и скрылись. Нашли ли где-то под солнцем тело крестьянина и ползающего рядом змея, или они действительно убежали в вечную ночь и стали счастливо жить? Никто это так и не узнал.

Три картинки. Крестьянин нашел золотые монеты на поле. Крестьянин и змей во дворце. Крестьянин ночью с красавицей.