Читать книгу 📗 "Столица - Менассе Роберт"
Она не могла сказать, заметил ли и он ее. На Фридше были зеркальные очки. Ксено считала их ужасными. Терпеть не могла зеркальные очки. У людей не видно глаз. Такие очки еще хуже никаба и бурки, те хотя бы оставляют на виду глаза, зеркало человеческой души, как говорится. Вдобавок эта очки напоминали Ксено о мужчинах, которых она боялась в детстве. Отец предостерегал ее: Кто носит такие очки, не показывает своих глаз, у того есть какая-то мрачная тайна. А у кого есть тайна? Ясное дело, у тайной полиции. Не зря же она так называется. Она выдает людей, которые затем попадают в тюрьму, или сразу их убивает, говорил отец, а потом обнимал ее за плечи и прижимал к себе.
Насколько она знала Фридша, очки куплены на блошином рынке, но раз он их носит, этот зеркальный кошмар, чего доброго, опять входит в моду.
Он вскочил, поздоровался. Не видя его глаз, она впервые очень отчетливо разглядела, что в носу у него волосы. Торчат из ноздрей, словно паучьи лапки. И тут же увидела в его линзах собственный взгляд. Она на дух не выносила волосы в носу. Брила себе подмышки и икры, подбривала лобок, а Фридш даже не в состоянии выстричь эти идиотские волоски из ноздрей.
Что с ней такое? Об этом спросил и Фридш:
— Что с тобой?
— Неприятности…
— Тебя слепит…
— …с проектом.
— …солнце? Мы…
— Да.
— …можем зайти внутрь. Я…
— Да?
— …зарезервировал столики внутри и снаружи.
Какой заботливый. Внутри он и очки снимет, подумала Ксено.
— Проект, забудь о нем! Чуть позже мы об этом потолкуем, — сказал Фридш, открывая дверь ресторана и пропуская Ксено вперед, посмотрел ей вслед и как бы ощупал взглядом — с гордостью мужчины, который завоевал эту женщину и одновременно растроган самим собой, поскольку гордость наполнила его ощущением нежности. Нежной нежности. Тавтология? Но ведь наверняка существуют градации. Нежнейшая нежность! Словно кладешь ладонь на живот беременной женщины… О чем он думает? Он вообще ни о чем не думал, словами не думал, но если бы можно было ввести его чувства в программу, преобразующую их в слова, то получились бы примерно такие вот фразы.
Фридш зачесывал волосы строго на пробор. Этот знак педантичности и корректности раздражал Ксено. А что ее сейчас не раздражало? Когда они сели, Фридш снял очки и наклонился через стол к Ксено, а она пальцами взъерошила ему волосы, разрушив пробор, засмеялась, пожалуй чуть-чуть делано, и сказала:
— Уже лучше! Так ты выглядишь на пять лет моложе.
— А разве я хочу? Пять лет назад я не был так счастлив, как теперь!
Она не нашлась что ответить. Тут подошла хозяйка, принесла меню, приняла заказ на напитки. Фридш заказал воду, Ксено — вино.
— Тут есть все, что нужно, на любой вкус, — сказала хозяйка.
Ксено вежливо кивнула, она ни слова не поняла, хозяйка говорила по-баварски. Миланская итальянка, она до переезда в Брюссель много лет держала ресторан в Мюнхене и там выучила немецкий. Вдобавок она знала Фридша, знала, что он немец.
В Брюссель она переехала ради мужчины — рассказывая, она говорит «мужик», — он был красивый, «лихой парень», но, как выяснилось, «не в себе», короче говоря: «малый с гнильцой». Фридш любил этот ресторан, знал здешние истории.
— Не так давно, — сообщил Фридш, — она перед закрытием завела «Интернационал». И кое-кто из посетителей очень удивился. Знаешь почему? Из ностальгии по Милану, так она сказала.
Ксено недоуменно посмотрела на него.
Фридш рассмеялся.
— Ее отец, — пояснил он, — был горячим поклонником миланского «Интернацьонале», знаменитого миланского футбольного клуба. Когда клуб вышел в финал Кубка Европы, против мадридского «Реала», он поехал в Вену.
— Почему в Вену?
— Потому что финальный матч состоялся там. Итак, миланский «Интер» против мадридского «Реала». Перед игрой австрийский военный оркестр должен был исполнить гимны обоих клубов.
— Почему военный оркестр?
— Не знаю. Так было, и все. По-твоему, Венский филармонический станет играть на футбольном поле? Короче говоря, сперва оркестр исполнил гимн мадридского «Реала». Дальше надо было сыграть миланский гимн. Но по ошибке оркестру вместо гимна миланского «Интернацьонале» выдали ноты «Интернационала». Ну, они и грянули коммунистический «Интернационал». И некоторые итальянские игроки вправду стали подпевать: Вставай, проклятьем заклейменный! Как там по-итальянски, я понятия не имею. За «Реал» играл Ференц Пушкаш, в ту пору, пожалуй, лучший футболист в мире. Венгр, который в пятьдесят шестом бежал из Будапешта от советских танков. Он был так потрясен, услышав перед матчем коммунистический гимн, что потом в шоке просто мотался по полю, отчего миланский «Интер» выиграл у фаворита, «Реала», со счетом три один. И в память об этой победе ее отец снова и снова заводил дома «Интернационал», вот почему она…
Фридш заметил, что Ксено его рассказ совершенно не интересует. Но он был так весел, так счастлив, его переполняла радость, и говорил он взахлеб. Подошла хозяйка с напитками. В меню они так и не заглянули, просто заказали комплексный ланч.
— Anyway [185], — сказал Фридш, — я хотел сообщить тебе кое-что очень важное. Слушай, твой Jubilee Project, стало быть…
— Ты читал протокол рабочей группы?
— Конечно.
— И что же еще теперь важно?
— Ничего…
Она перебила, чуть слишком громко, так что люди за соседними столиками обернулись к ним:
— О чем ты говоришь? Ничего не важно, а это вот настолько важно, что ты вызываешь меня сюда, чтобы мне это сказать?
— Да нет, послушай! Я только хотел сказать: ты больше ничего для этого проекта сделать не можешь, он умер. Как типичный зомби от Комиссии, он еще некоторое время поблуждает по отделам и инстанциям, а потом его окончательно похоронят. Тебе сейчас надо освободиться. Пусть другие отнесут его в могилу. Тебе не отстоять эту идею. Она не пройдет. Тебя вывели из игры. «Информация» хотела юбилейного торжества, председатель говорит, что поддержит хорошую идею, консультативная рабочая группа говорит, что хорошей идеи не существует или вносит другие никудышные предложения, у которых нет ни малейшего шанса, ведь все это сплошь предложения ради оправдания, понимаешь? Если кто-нибудь до сих пор верит, что может пожинать на этом лавры, то пусть верит. Но если кто потерпит на этом сокрушительное поражение, то это будешь не ты. О’кей? Ты выходишь из игры, потому что… минутку…
Фридш хотел изобразить фанфары, чтобы подчеркнуть самую суть, но тут хозяйка принесла салат и пожелала приятного аппетита, по-баварски, совершенно неразборчиво.
— Потому что ты, — продолжал Фридш, — будешь совсем в другом месте. Сделаешь прекрасный шаг вперед, например, в «Торговле» или «Регионах».
— О чем ты говоришь?
— Разве ты не этого хотела? И я нашел catch [186], как это сделать. Слушай. Ты ведь киприотка, да?
— Да. Ты же знаешь.
— А Кипр уже был членом ЕС, когда ты попала в Брюссель?
— Нет. Я тогда…
— Ты приехала тогда по греческой программе.
— Да. Я же гречанка.
— Ну так как? Гречанка или киприотка?
— Почему ты смеешься? Надо мной? Что тут смешного: я гречанка-киприотка.
— Ладно, давай разберемся без спешки, — сказал Фридш, — Греция — член Европейского союза. Между тем и Республика Кипр тоже вошла в Союз. Но когда Кипр еще не входил в Союз, ты, киприотка, попала сюда как гречанка.
— Да, тогда это был мой шанс. Как гречанка-киприотка я смогла получить греческий паспорт и…
— А теперь у тебя есть совсем другой шанс. Поскольку с некоторых пор Республика Кипр тоже член Союза. Маленький остров. Вдобавок располовиненный. С населением меньше миллиона, государство с примерно таким же населением, как Франкфурт. Чудно, а? И чем люди там занимаются? Кто они — экскурсоводы, тренеры по дайвингу, крестьяне, выращивающие оливы? Не знаю. Знаю я только одно…
