Читать книгу 📗 "Год без лета (СИ) - Чайка Дмитрий"
— Если они прорвутся здесь, — сказал я, поведя рукой, — будем останавливать их уже у Коринфа. И скорее всего, у нас ничего не получится. Они осядут в Фокиде, Беотии и Локриде южной, а потом, через год-два построят лодки и обойдут перешеек вплавь. И тогда Ахайе конец. Разорят в дым. А еще лет через десять они построят совсем серьезные лохани, и тогда уже кровью заплачут мои острова и твоя, Элим, Фессалия.
— Да уже все понятно, — махнул вдруг рукой Менелай. — Если с ними Орест, то он нипочем не успокоится. Им даже проводник не нужен. Эта сволочь тут каждую тропу знает. Сколько лет в Дельфах прятался. Я тоже думаю, они тут пойдут. Есть еще тропы в Дориде, но они узкие и неудобные. И жрать там нечего. Люди говорят, у Аристомаха, Клеодаева сына, с зерном совсем плохо. Дорийцы теперь сами, как козы, траву жрут.
— Пойдемте, царственные, в шатер, — сказал я, краем глаза отмечая, как Ил мерит ущелье шагами и делает какие-то пометки на вощеной дощечке. Недоработал я. Надо срочно блокнот придумать.
Мое предложение цари и архонты поддержали довольным гулом. Выпить хотелось всем, а закусить тем более. Затянуть пояса пришлось даже этим, весьма небедным людям. И если завтракали, обедали и ужинали они примерно, как прежде, то о пирах все стыдливо забыли. Каждый пифос с зерном и каждый кувшин вина или масла были наперечет. У нас в этом году ни винограда, ни оливок не вызрело. И, судя по всему, и в следующем не вызреет тоже. Вулканическая зима — штука не слишком быстрая. Года три она продлится точно, и лишь потом понемногу начнет теплеть. И переживут ее, как сказал классик, не только лишь все. Впрочем, и через три года счастье не наступит. Даже когда солнышко вновь выглянет из-за пыльных туч, прежних урожаев мы не увидим еще много лет.
А у меня в шатре царей ждет небольшой пир. Ничего особенного, все по-походному. Тонкие блинчики с разной начинкой, прямо со сковороды. С черной икрой, с тертыми финиками, с медом и даже с заварным кремом Англез. Кто бы мог догадаться, что все эти эпические герои и суровые воины такие сладкоежки. Если бы сам не видел, как Менелай облизывает пальцы, в жизни бы не поверил. М-да… Иногда Великий пост нужно прерывать, иначе люди сойдут с ума от тоски и безысходности жизни. А нам с ума сходить никак нельзя. Нам еще мир спасать. Так что сладкие блинчики — это как раз то, что нужно…
Глава 3
Год 17 от основания храма. Месяц первый, Посейдеон, Морскому богу посвященный. Январь 1158 года до новой эры. Энгоми.
Двухэтажный дом у подножия акрополя курился белесым дымком. Дрова в этом году подорожали как никогда, и даже обрезки, обрубки и прочие отходы с царской лесопилки в горах Троодоса стоили теперь несусветных денег. Опилки раньше в компостных ямах заквашивали, чтобы удобрение для полей получить. Или в огромном чане кипятили, чтобы получить бумагу. А вот теперь нет. Все, что могло гореть, горело в печах и в очагах людей, измученных непривычной стужей. Мыслимо ли дело, лед на лужах появился!
Цилли-Амат даже за голову хваталась, когда приходилось покупать новый запас дров вместо старого. Она попробовала сократить расходы на отопление немалого дома, пытаясь обойтись свитерами и одеялами, но тщетно. Младшая дочь простыла тут же, и тогда Кулли посмотрел на нее так, что она чуть сама не побежала за дровами в подвал. С тех пор она безропотно оплачивала тепло в своем доме, проливая горькие слезы над каждой драхмой.
— Что же дом-то такой большой построил, — бубнила она по утрам, вылезая из постели, одетая почти так же, как если бы шла на улицу. — Не протопить его.
Вот и сейчас она повторила то же самое, только уже за ужином.
— Государь сказал, не навсегда это, — возразил ей Кулли, намазывая на хлеб сливочное масло. Почему-то, как только похолодало, горожане распробовали и его, и даже свиное сало, выяснив внезапно, что когда на рассветной улице лежит снег, лучше еды нет.
Цилли-Амат окинула взглядом небогатый стол. Трое ее детей чинно хлебали густую похлебку из пеммикана, полученного по великому блату с армейских складов. Они выскребали жирную жижу до капли. Блат… да… Опять новое слово с Царской горы прилетело. И ведь не скажешь точнее, когда нужно достать что-то такое, чего нельзя купить. Как хорошо, однако, что у ее мужа этот самый блат есть.
— Корабль вчера пришел с того берега, — как бы невзначай обмолвился Кулли, и она навострила уши. — Рапану из Угарита вернулся.
— Да как он рискнул-то? — удивилась Цилли. — Погода — полная дрянь!
— Сами удивляемся, — развел руками Кулли. — У него большой дом там, еще прапрадед строил. Решил семью увезти сюда. Говорит, арамеи обнаглели вконец. Даже конницы не боятся, до самых стен города доходили.
— Что рассказывает? — спросила Цилли, промокнув куском лепешки каждую каплю в своей миске.
— Ничего хорошего не рассказывает, — хмуро ответил Кулли. — Царь Шутрук на Вавилонию такую дань наложил, что там стонут все. А ведь он всю страну только что ограбил.
— Сколько? — подняла голову Цилли-Амат.
— Золота сто двадцать талантов и четыреста восемьдесят серебра, — ответил ей муж, и Цилли ахнула, со звоном уронив ложку.
— Сколько? — ее и без того круглые глаза расширились совершенно неприлично.
— Сколько слышала, — ответил Кулли. — Воет народ. Многие из купцов, кто еще остался на Великих реках, уходить хотят. Нет там теперь никакой жизни.
— А у нас она есть? — Цилли оскалила редкие зубы. — Весь год без работы сидишь. Да и в прошлом году почти не было ее. Я так и вовсе какой-то клушей, цесаркой на яйцах становлюсь. Ем, сплю и детям сопли вытираю. Так и петлю можно на шею набросить.
— Что ты предлагаешь? — вызверился на нее Кулли. — Я еще недавно ходил и земли под собой не чуял, а теперь какая торговля в Вавилоне? Нет ее вообще. Кое-как через Каркемиш товар в Сузы везем, спасибо брату твоему. А это и дальше, и дороже.
— Предлагаю в спальню подняться и заняться делом, — сказала Цилли.
— Да неужели! — приятно удивился купец. — Ушам своим не верю! Что это, жена, на тебя такое нашло? Как молодая прямо.
— Ты похотлив, как бог Думузи! — недовольно скривилась Цилли. — Только об одном и думаешь. Иди в баню и там с девками покувыркайся, если приперло. А у меня никакого желания нет задницу морозить. Только хлебом не вздумай платить, попробуй всучить пару оболов. Вдруг на этот раз дура попадется. Я тебе про настоящее дело говорю. Надо денежки посчитать. У меня для тебя, муженек, плохие новости имеются.
Они отдали детей служанкам и поднялись в спальню, набросив на петли запорный брус. Окошко здесь было крохотное, забранное частой решеткой, а дверь сделана из дуба в четыре пальца толщиной, полежавшего пару лет в воде.
— Давай, двигай кровать, — шепнула Цилли, и ее муж с кряхтением отодвинул супружеское ложе в сторону, освободив резную панель. Простой египетский замок, где ключом служила деревянная пластина с вырезами, давно уже использовали только разбогатевшие деревенские старосты. Запоры теперь делали железные, с хитрыми зубцами на бородках ключей.
— Отвернись, — сказал Кулли, и Цилли послушно отвернулась. У него ключ от верхнего замка, а у нее от нижнего. И ни один из них ключа супруга не должен был видеть, чтобы не запомнить всех его вырезов. Они придумали это вместе, и их это полностью устраивало. Кулли вот ее ключа не видел, Цилли-Амат знала это точно. А вот дубликат его собственного ключа давно уже лежал в одной из ее шкатулок. Так-то оно вернее будет.
— Теперь ты отвернись, — сказала Цилли, доставая свой ключ. Она подцепила крючком зубья на засове и, покрутив туда-сюда, отворила святая святых.
— Вроде на месте все, — повернулся к ней Кулли, пересчитав на полках одинаковые ларцы, в которых лежала строго оговоренная сумма. — И все печати на месте. И моя, и твоя.
— Расходный ларец тащи сюда, — вздохнула Цилли, словно удивляясь его непонятливости.
Они начали считать халки, оболы, драхмы, дидрахмы, тетрадрахмы и статеры, расфасованные для удобства в отдельные кошели по номиналам. Каждый взял свой кошель, пересчитал, сложил монеты назад и сверился с бумажкой, где была написана сумма. Потом они поменялись кошелями, пересчитали друг за другом и сверились еще раз. Священный ритуал, приносивший им истинное наслаждение, закончился, и ларец вновь занял свое законное место.
