Читать книгу 📗 "Год без лета (СИ) - Чайка Дмитрий"
— Что у нас сегодня? — деловито спросили царевны, постукивая ложками по столу.
— Похлебка, — коротко ответила Феано. — Рыбная.
— О, похлебка, Эрато! — восхищенно воскликнула девчонка с двумя косами. — Здорово-то как! Прямо как вчера!
— И позавчера, — кивнула ее сестра с самым серьезным лицом. — И третьего дня тоже. Люблю похлебку, Кимато. Особенно рыбную.
— Люди и такого не видят, — спокойно сказала Феано, едва сдерживаясь, чтобы не дать каждой ложкой по лбу. — У нас море рядом, а в дальних селениях люди уже кору с деревьев объели. Если бы не отец ваш, плохо бы нам сейчас пришлось. За него и за царя Энея молитвы возносите. Сам ванакс сказал нам, что большого голода ждать нужно. Если еще раз рот откроете, будете раз в день плошку бобов жрать, как люди под горой.
— Да мы ничего, мам, — смутились дочери, с шумом втянув густое варево. — Мы шутим.
Горсть чечевицы, горсть толченого тунца, высушенного на огне до ломкости, и немного кореньев. Это и есть рыбная похлебка, немыслимая роскошь для абсолютного большинства. Похлебка и кусок ячменной лепешки размером в ладонь. Так питались даже цари. Скудно, но довольно сытно. Феано слышала, что в Энгоми объявили пост и, немного подумав, поступила так же. Она могла бы обжираться, не стесняя себя, но у нее хватало ума этого не делать. Благодарные подданные на копья поднимут того и гляди. Царская власть в Иберии — штука совсем недавняя, незачем голодный народ злить. Что того Гибралтара, иная деревня на Кипре больше. Тут все всё знают.
Да, царский обед скуден, но иногда в силки попадал заяц, и тогда он был богаче. Только вот за этот год окрестную дичь повыбили сильно. Ни косуль, ни оленей, ни даже кабанов в этих землях уже не осталось. Они перебрались из опасных мест. Зато за ними и волки ушли, хоть какая-то радость. А ведь волчье мясо тоже можно есть, как оказалось…
— Мам! — положила ложку Кимато. — Дашь газету почитать?
— Ты ее сто раз уже читала, — недовольно произнесла Феано, которая привезенный летом кусок сероватой бумаги сама уже замусолила до дыр.
— Мы только про свадьбу царевны Клеопатры! — умоляюще уставились на нее дочери. — А потом ткать пойдем! Ну пожалуйста!
— Ладно, — смилостивилась Феано. — Но только там, где про царевну. Если порвете, кобылицы шальные, хворостиной вас выдеру. Я пока пойду, вашего брата покормлю. Слышите, проснулся! Горластый, в отца весь.
* * *
В то же самое время. Локрида Северная.
Фермопильское ущелье — место знаковое. О нем любая школота знает, даже мои бывшие студенты, посмотревшие богомерзкий опус про недалекого качка Леонида и его фитнес-клуб на выезде. Передо мной лежит полоса земли между морем и крутыми склонами, образующими узкий проход. С одной стороны — горы, иссеченные ветром и временем. С другой — морской залив с темной водой, набегающей на каменистый берег. Воздух здесь горьковато-соленый, а под ногами хрустит щебень и пыльная земля. Ветер проходит по ущелью свободно, и звуки здесь разносятся далеко — плеск волн, шелест сухих веток, пение птиц. Небо тут точно такое же, как и везде сейчас: темное, низкое, непрозрачно-серое. Солнце едва пробивается через мутный, тяжелый туман, который окутал целый мир. И без того холодно, так еще и порывы ветра, налетающего с моря, пробираются сквозь толстую ткань кафтана. Я свитер грубой вязки поддел под него, и это выгодно отличает меня от других царей, стоявших тут же. Они уже откровенно околели и с нетерпением поглядывают в сторону шатров, где их ждет немалый запас спиртного.
Я только-только устранил одну очень серьезную проблему. Ведь чего мне сейчас только и не хватает, так это брожения в среде своей будущей пехоты. Цари Беотии, изгнанные подданными, интриговали вовсю и, как только представилась такая возможность, начали распускать слухи о божьем наказании. Мол, свергли законную власть, босяки черноногие, так получите! Солнышко потухло! Люди заволновались не на шутку. Они ведь и впрямь законных царей изгнали. Демократия раннего извода, которую я тщательно растил столько лет, зашаталась. Еще немного, и позвали бы царей назад. И тогда пиши пропало. Хрен мне, а не бесплатная фаланга.
Слухи эти оказались до того опасными, что пришлось даже Безымянных задействовать, истребив беглую знать почти под корень. Уцелели только те, кто далеко на север убежал. И теперь там зрела чудовищная по размерам проблема. Именно что по размерам. Дуреющие от непривычно раннего холода, оголодавшие дунайские племена жадно смотрят на юг, собираясь почтить нас дружеским визитом. Это будет не война, это будет полноценное переселение целых народов. Десятки тысяч здоровых мужиков, уже вполне освоивших железо. Эти люди решили, что нужно идти туда, где растут не шишки на елках, а гранат и инжир. И где вместо проса и ржи можно сеять ячмень и полбу. Перефразируя известный фильм, они все поголовно думали так: Микены — город хлебный. Там тепло, там оливки растут. И в чем-то они были правы. По сравнению с северными Балканами Пелопоннес и впрямь рай земной.
Помнится по моей прошлой жизни, примерно в это же самое время какие-то странные люди Микенскую цивилизацию и угробили. Дикий конгломерат непонятных фрако-иллирийских племен, после которых на остывшее пепелище Греции пришли дорийцы и остались там навсегда. Рассказать Менелаю, что потомки его воинов превратятся в бесправных, забитых илотов? И что презираемые им аркадяне устоят и смогут сохранить свою ахейскую идентичность? Нет, он ни за что не поверит, еще и обидится.
— Зачем мы здесь, ванакс? — не вытерпел царь Эгисф, с недоумением разглядывая одну из немногих дорог, через которую можно вторгнуться в Центральную Грецию.
— Место для битвы ищем, — рассеянно ответил я. — Они пойдут на юг либо здесь, либо через Дориду. Здесь намного удобней.
— А с чего ты взял, что они вообще пойдут? — мрачно сопел Эгисф, который не понимал, что он тут делает. Он тут такой был не один. Цари Аргоса и Спарты стояли рядом и не понимали тоже. И стратег Афин не понимал, и даже мой брат Элим.
— Разведка донесла, — ответил я. — Им холодно там. Вожди договариваются идти на юг. И я тебя уверяю, скоро они договорятся. Если весной солнце не проглянет через эти тучи, они пойдут на нас. Еще один голодный год им не вынести.
— А когда солнце проглянет? — с надеждой посмотрел на меня Элим. — Трава скудная в этом году, а кони у меня до того тощие стали, что хоть плачь. Еще немного, и под седлом падать начнут.
— Не проглянет пока солнце, — отрезал я. — Ни весной, ни летом. Так и будет холодный туман стоять. А следующий год еще хуже будет, чем этот. Пока народ запасы доедает и зверье бьет, а потом и этого не останется. Я вас уверяю, царственные, к весне на севере жрать будет совсем нечего. У этих парней просто не останется выбора.
— Пусть Беотия сама отбивается, — продолжил сопеть Эгисф. — Они не дети тебе, клятву верности не давали. Они вообще никто, чужаки. Зачем нам класть за них своих людей?
— Затем, что мы будем воевать не за них, а за себя, — поправил его я. — Сначала сметут Беотию. Потом разорят Афины, потом Коринф, а уж за ними придет черед Микен, Аргоса и Пилоса. От твоих земель, Эгисф, только пепел останется.
— Может, и не пойдут они на Микены, — с нешуточной надеждой в голосе произнес Эгисф. — Наберут добычи и уйдут. Или в Беотии останутся. А если и придут, у нас стены крепкие, отсидимся.
— Они точно на Микены пойдут, — уверил его я. — Там царевич Орест со своими людьми. Помнишь такого? Мы его долго искали. А он, оказывается, почти до самого Данубия убежал. Он теперь зять одного из самых сильных вождей. И никакие стены тебе не помогут. Они тебя осадой возьмут. Много у тебя еды скоплено? Вот то-то же!
— Орест? Этот бродяга что, жив? — Эгисф с лязгом захлопнул челюсть, замолкнув теперь уже надолго. Блудный сын Агамемнона — законный царь Микен, не менее законный, чем он сам. И это для Эгисфа очень большая проблема, да и для его сына Алета тоже. В моей реальности Орест расправился с ними всеми без малейшей жалости. Атриды — семейка поганая, режут друг друга почем зря.
