Читать книгу 📗 "Год без лета (СИ) - Чайка Дмитрий"
— А по-моему, она красотка стала, — совершенно искренне удивился я. Слегка изменившая пищевые пристрастия Кассандра оказалась на редкость симпатичной бабой. Не Лаодика, конечно, но очень даже ничего себе.
— А он в теле женщин любит, — улыбнулась Клеопатра.
— У тебя с Тарисом как? — словно невзначай спросил я.
— Тоже хорошо все, — кивнула она. — Не ругаемся вроде. Да, забыла сказать. Ты к зиме второй раз дедом станешь.
— Чего-о? — я резко повернулся и впился глазами в свою девочку.
Елки-палки, как время-то летит. Хотя… А чего я ждал, когда замуж ее выдавал? Я смотрю на дочь и как будто не узнаю. Передо мной не ребенок, настоящая женщина стоит, пусть и очень еще молодая. Смоляные волосы, забранные в затейливую прическу сотней заколок, смуглая кожа, как у всех нас. Но кожа у нее такая, какая бывает только у дамы из знатной семьи, где женщины поколениями не видят палящего солнца. Тонкая у нее кожа, очень нежная, и она как будто светится изнутри. В ушах и на шее — крупный жемчуг, привезенный из Бахрейна, дорогущий неимоверно. У него редкий насыщенно-розовый оттенок. И он хорошо сочетается с ее карими глазами.
— Дедом, говорю, станешь, — непонимающе посмотрела она на меня. — Рожать мне к зиме. Я думала, ты обрадуешься.
— Так, я и радуюсь, — растерянно сказал я, всеми силами имитируя восторг. Не получилось, по лицу дочери вижу. — Иди ко мне, солнышко!
Я притянул ее к себе и крепко обнял, поглаживая по спине. А она, привыкшая к ласке с детства, вдруг спросила.
— Пап, а почему ты не такой, как все?
— А? — глупо спросил я, отодвинув ее от себя.
— Ты не такой, как другие мужчины, — пояснила она. — Я думала, что все должны быть такими же, как мой отец, но поинтересовалась немного и выяснила, что ты такой один. Вот мой муж точно не такой. Он обычный, а ты нет.
— О чем ты говоришь? — недоуменно спросил я.
— Никто из знати не водит гулять своих детей, — пояснила она. — Тем более девочек. Девочки живут на женской половине, и на них никто не обращает никакого внимания. Дочери никому не нужны, пока не придет пора выдать их замуж. И тогда о них уже забывают навсегда.
— Я люблю своих детей, — пожал я плечами. — Что тут такого?
— Да все тут такое, — прикусила губу Клеопатра. — Дети часто умирают. Их нельзя сильно любить, потому что иначе сердце разорвется от горя. Так говорит мама. Да и не только она, многие так говорят… Почему ты не такой, как все? Расскажи мне все!
— Расскажу, — неожиданно для самого себя сказал я. — Но не сейчас, а потом как-нибудь. Может быть, когда стану старый, и смерть уже будет близка.
— Обмануть меня хочешь? — погрозила она пальчиком и шаловливо улыбнулась. — Ты никогда не умрешь, ты же бог. А боги бессмертны.
— Ну вот, ты сама и ответила на свой вопрос, — усмехнулся я. — Где сейчас Тарис?
— Я же тебе говорила, — поморщилась Клеопатра. — Мой муж — обычный человек. Он не станет обсуждать со своей женой дела службы. Ему такое даже в голову не придет.
* * *
Ежегодная коллегия силовых структур. Новые слова, которые ввел в оборот сам господин. Служба Охранения изрядно разрослась и проникла своими щупальцами во все земли, где царь царей правит напрямую, а не через царей-подручников. Приехали к сроку префекты из Трои, Сиракуз, Угарита, Пилоса, Милаванды и Сифноса, столицы эпархии Острова. Приехали начальники из всех десяти диоцезов Кипра. Все эти люди, почти что боги в своих провинциях, смирно сидели на скамьях, поставленных вдоль стен, и ели начальство преданным взглядом. Коллегию ведет сам диойкет, он же царский зять, шутка ли!
— За разбой казнить на месте! — вещал Тарис. — Кто рот раскроет и начнет государя хулить — казнить на месте! Старостам-коретерам всех бродяг вязать и сдавать в службу Охранения. Если нет на бродягах никакой вины — пусть идут прочь из земель царя царей. Если этот бродяга — вор или разбойник, тут же на крест у дороги вешайте. Пусть другим бродягам неповадно будет. Вопросы?
— Осмелюсь сказать, господин, — поднялся начальник, приехавший из самой Трои. — Из Сехи шайки лезут. Жалуется народ. Три деревни разграбили, овец угнали. Это не дело Охранения, но…
— А эпарх куда смотрит? — рыкнул Тарис, пометив что-то в блокноте. — Зачем мы туда конную алу послали? Разберемся.
— Простите, господин! — поднялся префект из Пилоса. — У нас много народу с аркадских гор идет, земли ищет…
— Гнать назад! — отрезал Тарис. — Если не слушают, пусть конные патрули с ними разберутся. Ни один человек, если он к общине не приписан, в наши земли ходу не имеет. В портовых городах по головам всех считать. Сколько приплыло в порт, столько и уплыло. Людей много, еды мало. Нам чужая голытьба не нужна, своей хватает.
— А если в рабство люди себя отдают? — спросил вдруг тот же самый префект. — Детей приводят, господин. Умоляют даром забрать.
— Всех прочь! — Тарис упрямо сжал зубы. — Будем своих детей кормить, а не чужих. Кто посмеет чужака принять, тому талонов не давать больше. Пусть сам пропитание находит, раз умный такой. Сиятельный Кноссо!
— Да, господин! — увешанный по своему обычаю золотом, критянин поседел, но не поправился ничуть. Он по-прежнему был худ, как весло, и резок, как мальчишка.
— Лодки с людьми идут?
— Идут, господин, как не идти, — кивнул тот. — Дарданский флот не пускает фракийцев через проливы. На западе шарданы, сикулы, корсы и лестригоны просто дуром прут. Сиканский флот их без остановки в проливе топит. Родосский флот лукканцев навстречу Морскому богу шлет, а Эгейский — всякое дерьмо с Эвбеи, из Фтиотиды и Арцавы. Осмелюсь спросить, господин, а почему великий царь эти земли под себя не заберет?
— Чтобы не кормить, — отрезал Тарис. — Топите дальше!
— Осмелюсь спросить, господин, — помявшись, вымолвил Кноссо. — Когда мы снова солнце увидим? Когда боги перестанут гневаться на своих детей? Когда, наконец, лето наступит?
— Не в этом году, сиятельный, — оскалил зубы Тарис. — И не в следующем. Потом полегче будет. Но о хорошей погоде пока можете забыть. Ее еще лет двадцать не будет. И урожаев добрых мы пока тоже не увидим. Так боги государю говорят.
— Двадцать лет! — охнул кто-то. — Да неужто!
— Тогда да, — почесал затылок Кноссо. — Нам с вами, почтенные, лишние рты и впрямь без надобности. Если уж двадцать…
— А разве плохо мы почитали богов, господин? — сказал еще один из префектов. — За что они карают нас? Что говорит государь?
Все замолчали, и в кабинете наступила пронзительно-звенящая тишина. Десятки глаз уставились на Тариса с тоской, со страхом, с робкой надеждой.
— Бог-кузнец кует огромный меч для самого Ареса, — важно пояснил Тарис, подняв к потолку указательный палец. — Из его кузни, что стоит на далеком ледяном острове, вылетел столб пепла и закрыл небо. Пепел этот должен осесть, и тогда солнце снова согреет землю. Для этого нужно время.
— Значит, большую войну ждем, господин? — спросили его. — Раз уж для самого Ареса меч…
— Ждем, — кивнул Тарис. — Если вопросов нет, все свободны, — закончил он встречу, которая шла с самого утра.
Гомонящая толпа суровых, битых жизнью мужиков потянулась на выход. Они пришиблены страшной вестью, а потому идут, втянув голову в плечи. Двадцать лет! Подумать только! Да еще и большая война, пропади она пропадом…
* * *
Крошечный храм Бога-Кузнеца, который был часть старого дворца царей Энгоми, остался почти в неизменном виде. Ну, почти… Его отскоблили от столетней копоти, поштукатурили и покрыли фресками, а уродливую статуэтку, похожую на плод творчества пьяного скульптора-импрессиониста, я убрал в свой личный музей. У меня уже собралась приличная коллекция кикладской, этеокипрской и минойской скульптуры. Плачу, когда ее вижу, и надеюсь, что она доживет до того времени, когда появится археология. Я со скрипом открыл в университете кафедру истории, но раскапывать старинные руины пока что и в голову никому не приходит. И вообще, у нас еще Микены во всей своей красе стоят, а во дворце царя Миноса запустили старинный водопровод. Мы тут сами объект археологии.
