Читать книгу 📗 "Столица - Менассе Роберт"

— Yes!

Мужчина встал. Вправду он? Ни наручников, ни полицейского сопровождения. Но с виду неповоротливый, как бы заторможенный.

Женщина показала ему листовку с фотографией, чтобы убедиться, он ведь сказал yes!

— Все хорошо, — сказала женщина. — Не бойтесь, стойте здесь, просто стойте, а мы покинем самолет.

Мужчина заплакал. Закрыл лицо руками, прижав запястья друг к другу, словно в наручниках.

На борт поднялись полицейские, увели обоих. Пассажиры зааплодировали. Чему? Гражданскому мужеству женщины? Или вмешательству государственной власти? Или тому, что самолет наконец-то может взлететь? У каждого своя причина. В сумме же — аплодисменты!

Самолет Фригге вылетал через четыре часа. Дубра собрала чемодан. А ему еще предстояла встреча с коллегой Джорджем Морландом из гендиректората «Сельское хозяйство». Между «Сельским хозяйством» и «Торговлей» всегда хватало конфликтов и разногласий о сфере деятельности — прямо-таки традиция, чтобы не сказать старая игра. Но сейчас конфликт усилился, от него уже не отделаться улыбкой, временными компромиссами и последующими посиделками с пивом или, если контакт с крестьянами, занятыми экологически чистым производством, не получался, вежливым сожалением, что на пиво, увы, нет времени. Сейчас шла война, сейчас надо вооружаться и искать решение. Спорным пунктом, приведшим к эскалации, стали, как назло, свиньи. Именно это Фригге именовал «свинством», другие же в Комиссии и вовсе называли конфликт между ГД «Торговля» и ГД «Сельское хозяйство» «войной свиней». Сокращая субсидии, «Сельское хозяйство» стремилось достичь уменьшения производства свинины, чтобы остановить падение цен на свинину на европейском рынке. А «Торговля», напротив, хотела усиленно стимулировать производство свинины, потому что усматривала во внешней торговле, прежде всего с Китаем, большие возможности роста. Потому-то «Торговля» хотела заполучить мандат, чтобы от имени всей Европы вести переговоры касательно экспорта продуктов из свинины в третьи страны, и добиться, чтобы производство свинины по всей Европе развивалось в соответствии со спросом на мировых рынках, а «Сельское хозяйство» хотело регулировать только внутренний рынок, пробивать общие стандарты, причем ветеринарные стандарты опять-таки подпадали под компетенцию гендиректората «Санитарный контроль». И оба эти гендиректората предпочитали оставить внешнеторговые соглашения за отдельными государствами.

Так или иначе, в результате их распрей каждая европейская страна вела переговоры с Китаем в одиночку и только за себя, Европа разделилась, в силу конкуренции европейских государств цены упали еще ниже, как на внутреннем рынке, так и на внешнем, а ведь никакое государство уже не могло в одиночку обеспечить международный спрос, поскольку крестьяне-свиноводы в то же время были вынуждены сворачивать производство. Фригге считал это подлинным безумием. И Морланд приводил его в ярость. Собственно, почему? — спрашивал себя Фригге. Почему он возмущался? Мандата действовать от имени всех государств-участников Комиссия сейчас не имела, государства-участники радовались возможности использовать ситуацию в собственных интересах и выжать максимум выгоды для самих себя. Конечно, это ошибка, рано или поздно ее заметят, однако сейчас он ничего изменить не в силах, мог бы просто без эмоций смотреть, как документы странствуют через его стол, никому не действовать на нервы и когда-нибудь вновь шагнуть наверх — но нет! Ситуация представлялась ему настолько нелепой, что он не мог остаться безразличным. И as usual [60] блокировал это дело, где только можно, стремясь добиться решения.

Спор о подведомственности возник из-за того, что свинья находилась, так сказать, на пересечении компетенций: живая свинья в хлеву «принадлежала» гендиректорату «Сельское хозяйство», после забоя, как окорок, рулька, шницель, колбаса и все прочее, то есть как «processed agricultural good» [61], — гендиректорату «Производство» и, только когда покидала Европу, так сказать как свинина на транспортном судне или в автомобиле, относилась к гендиректорату «Торговля». Проблема в том, что, если ты не вправе распоряжаться судьбой свиньи в родном хлеву, вести переговоры о свинине в контейнере невозможно. «Производство» в этом смысле держалось миролюбиво. Там занимались правилами по составлению перечней ингредиентов, определением верхних границ при использовании фармацевтических средств и химикалий, критериями качества. На свинью они плевать хотели, главное — снабдить ее правильной этикеткой. Так что все решит матч между «Сельским хозяйством» и «Торговлей».

Джордж Морланд уже которую неделю избегал разговора с Фригге. На мейлы отвечал отговорками вроде: «Потолкуем об этом в ближайшее время, выложим на стол все факты». Однако на конкретные предложения Фригге о встречах обычно отвечал ссылкой на крайне плотный график. Комиссары держались в тени. Были новичками и хотели сперва получше войти в курс дела. Но время подпирало. Нидерландское, немецкое и австрийское правительства продвинулись в переговорах с Китаем дальше всех. Немецкая канцлерша в минувшем календарном году восемь раз посетила Китай. На следующей неделе австрийский президент с полным самолетом министров, представителей интересов промышленности, торговли и сельского хозяйства вылетит в Пекин, и первым пунктом повестки дня обозначена торговля свининой. Затем в Пекин снова отправятся голландцы. Если одной из этих стран удастся заключить с Китаем основополагающий двусторонний договор, тогда с политической точки зрения весьма маловероятно, чтобы ЕС получил мандат на переговоры. И начнется большая беспощадная драка, сбивание цен, попытка вывести соседа из игры. Вместо того чтобы действовать сообща, они станут убивать друг друга и в жажде национального роста устроят европейский кризис. Ясно как бульон с клецками, пользуясь выражением Кая-Уве. Морланд, конечно, знал, что в этот день Кай-Уве Фригге уезжает в командировку. И в конце концов коварно предложил ему встретиться не когда-нибудь, а за три часа до посадки в самолет.

Фригге держал себя в руках и невозмутимо согласился. Вот и сидел сейчас напротив этой свиньи. Дешевая ассоциация, но Фригге иначе не мог. Он на дух не выносил Морланда, считал его хитрым, циничным и безответственным. Так что крепкое словцо вполне оправданно. Вдобавок внешность Морланда — круглая розовая физиономия, маленький широкий нос, точно электрическая розетка. Лет тридцать пять, но выглядит этот отпрыск британского высшего общества куда моложе, будто только-только начал бриться и щеки вечно розовые от раздражения. Волосы густые, рыжие, подстрижены ежиком. Щетина, подумал Фригге.

Сам Фригге родился в семье гамбургских учителей. Ганзейский интернационализм, понимание исторической немецкой вины, огромное абстрактное стремление к миру и справедливости на свете, личное прилежание и порядочность, недоверие к модам и господствующим тенденциям — такими вот вехами родители обозначили пространство, в котором он рос. Он знал, что несправедлив к Морланду. Но знал и другое: у него есть для этого все причины.

Излагая свою точку зрения, Морланд рассматривал собственные ногти. Фригге закрыл глаза — смотреть тошно на эти чванливые повадки. Морланд прав по всем пунктам. Да-да, прав. Ситуация именно такова. Разница не в том, что Фригге оценивал ее иначе, а в том, что Морланд находил ее разумной и защищал, тогда как Фригге хотел из нее выйти.

— О’кей, Джордж, — сказал Фригге, — представь себе, что ты — крепостной крестьянин!

— С какой стати?

— Ну, просто вообрази! Так вот…

— Не хочу я воображать такое!

— Ладно. Некогда существовало крепостное право. Right? [62] Это тебе известно. Теперь представь себе: крепостной крестьянин приходит к своему господину и говорит, что должен с ним потолковать.

— Разве рабы могли вот так запросто потолковать со своими господами?