Читать книгу 📗 "Дождись лета и посмотри, что будет - Михайлов Роман Валерьевич"

Поднялись на третий этаж. Они втроем встали поодаль, так, чтобы их не было видно, если дверь откроют. Позвонил. Как обычно. Позвонил еще раз, повернулся к ним, показывая недовольство оттого, что мне не верили. Витя сам подошел и еще раз резко позвонил. А затем дернул за ручку и толкнул. Дверь оказалась не заперта. Он пробежал глазами по нашим лицам и махнул головой, чтобы заходили.

Двухкомнатная квартира, комнаты освещены фонарем за окном, а свет в квартире не работает. Никакой мебели, никаких признаков жизни и движения. Это пустая квартира. Незапертая причем. Мы простояли в звенящей темноте минуту и вышли.

Следующая квартира оказалась закрытой. Мы по очереди звонили, ходили по лестничной клетке туда-сюда, Витя недоумевал, не мог понять, что происходит. Он позвонил соседям, вышла старушка, ответила, что там никто не живет и не помнит, чтобы когда-то там жили.

Мы снова все сидели на кухне. Витя рассказывал, Мазай хохотал, докапывался до происходящего, объяснял, что взять любой адрес в Москве, чисто наобум, поехать туда, хоть кто-то да откроет. А такой список адресов, чтоб никто не жил, надо постараться составить. Толик крутил глазами по кругу и бормотал себе неразборчивые синюшные послания. Подошел к столу, со словами «дай сюда» схватил список, покрутил им перед своим лицом, крикнул «завтра сам поеду», встал на четвереньки и залаял.

Те двое, что были все время с Витей, не подали никаких знаков удивления. Они сидели как раньше, молча сосредоточенно смотрели в воздух. Мазай ржал и подкалывал Толика, Витя недоуменно наблюдал за происходящим.

Через два дня весь список был пройден. Я положил его на стол и сказал, что это пустые квартиры. Вите надо разобраться с теми, кто доставал эти адреса, а ловить здесь уже нечего, нет смысла снова объезжать или ждать, что в одной из квартир загорится свет. Не загорится, там все ушли или умерли.

9. Роскошное небо

Отец суетился в комнате, даже не заметил, как я вошел, затем обернулся, подошел и молча обнял. Спросил, сдал ли я сессию. Сдал. Красава. Ну да, несложно. На столе стоял большой компьютер с кучей всяких приспособлений, с подключенным к нему телефоном. Отец гордо показал все это барахло с торчащими проводами и заявил, что наступает эпоха интернета. В Америке уже открылись покерные комнаты, скоро и до нас дойдет, надо оказаться первыми, кто эту тему просечет. Да и помимо покера в интернете будет много чего интересного, люди будут о себе все рассказывать, станут как на ладони. Спросил его, зачем. Он ответил, что пока не знает, но так будет. Это массовая психология типа.

Рассказал ему, что встретил Мазая. Отец, услышав его имя, вздрогнул и предложил переехать в общагу и вообще от Толика лучше держаться подальше. А что Мазай? Да ничего, с ним хорошо дружить, а если что не так, то может и бритвой по горлу, человек сложный и опытный. Все перспективы в образовании и интернете, а Толика и Мазая рано или поздно исполосуют из калаша, где-нибудь на трассе, стопнет тачка, вылезет чел в маске и тра-та-та. Вообще время старого криминала уходит. Сейчас кто успеет легализоваться, хапнуть заводы, акции, тот устроится, а кто не просечет, его смоет как в водосточную трубу. Время — как вода с волнами, надо его чувствовать, все эти тенденции, что и где, иначе жизнь пройдется катком, будешь лежать закатанным в асфальт и глазеть на двигающиеся облака. Толик это просек, конечно, но его уже не переделать, все равно полезет и отхватит. Надо тихо и четко. В интернете можно действовать так, что никто не будет знать ни имени, ни где ты живешь.

Отец оживленно, с горящими глазами, рассказывал о перспективах нового мира.

Предчувствие нового времени разливалось по всем ощущениям.

Разговор с Витей на кухне всплывал в памяти снова и снова, проговаривался внутри. Я говорил, Витя слушал. Рассказывал ему о том, как мы познакомились, про синий свет, ее силуэт, про наши планы. Мы с ней хотели жить так, будто это мгновение нашего знакомства растянуто по времени, происходит каждую секунду.

Нет, это не я говорил. И чем больше вспоминал тот разговор, тем больше казалось, что Витя тоже ничего не говорил. Мы сидели и молча смотрели друг на друга, а в воздухе все это звучало.

Зимой иногда становится тихо и спокойно, снег поглощает все звуки и тревоги. Только вышел на улицу, увидел вдалеке Химоза с худым, как трава, человеком. Химоз заметил меня, помахал, чтобы шел к ним, представил чела. Это Буша.

Сколько времени-то прошло с Нового года, а Химоз еще больше засох. Лицо и руки в какой-то корке. Буша — не лучше, даже непонятно, как ходит и сопротивляется ветру. Как его не сдувает и не переворачивает. По телу он такой, что любой может подойти и разломать пополам.

Буша визжал как зверек — нелепо и смешно. Химоз хрипло хохотал над этим. Получался нечеловеческий язык, мы могли идти долго молча, затем Буша издавал эти звуки, Химоз начинал ржать, и я тоже его поддерживал. Говорить друг другу слова нам не хотелось.

Сейчас что-то случится, на небе появится сияние, и мы плюхнемся на колени с чувством благодати. Будем стоять так. А сияние нас погладит по головам.

Они привели на квартиру с ободранными стенами и закопченной кухней. В углу лежал человек, завернувшийся в одеяло как в запутанный кокон. Химоз сказал, что здесь база секретной армии, отсюда направляют на спецзадания. Могут послать на солнце. Там все горячее. Он добавил, что у меня сейчас зрачок тоже как солнце, только черное. В него можно попасть, если соединиться нашими зрачками.

Я смотрел на Химоза, понимал, что он скоро умрет, и не знал, что ему сказать. Сам я живу ничуть не лучше, и хоть не вкалываю в себя всякую мочу, но по большому счету ничем не отличаюсь, и проживу подольше благодаря силе тела, а не души. Я не мог ему сказать «давай жить по-другому», потому не знал ничего о том, как жить по-другому. Все живут, как живется. Нарисовался типа на успехе, из столицы, ты это не коли себе в ногу, не вреди здоровью. Сказал ему на все, что точно Продиджи приедет осенью, что надо всем вместе поехать. Он вздулся и ответил, что поедет по-любому. И Бушу надо взять, чтобы подпевал.

На всех героиновых хатах, на которые по случаю заходил, одинаковый ритм. Как будто время затемнено, и вместо воздуха жидкость, а которую вот-вот вколют чернила. Я отказался ширяться, и признался, что мы ссыкотно. Влезет внутрь какая-то змея, будет сначала тепло, а затем она заерзает и зачешется. Лучше найду Аладдина и мы поедем постреляем. Вылепим снеговика и зарядим по нему. Представим, что этот снеговик забрал у нас прошлое.

Я не смог там находиться, выбежал, посмотрел на темные окна с улицы. Коричневые плотные шторы, а внутри все уже спят.

Мы встретились с Аладдином в том же баре, что раньше, и он рассказал про экономику. Скоро начнется большая починка дорог, труб, перекрытий, туда вольют лавэ, надо захватывать эту деятельность. Плотный капитализм. Все серьезные люди перейдут в строительство. Уже переходят. Дядя Сережа тоже пойдет по строительству, в области будут расчищают землю для новых кварталов, а там, где жилье, там коммуникации, нужны нормальные дороги. Но самое ценное — скоро все завозятся с пластиковыми окнами, надо первыми освоить эту тему по области.

Я все это слушал и не мог поверить, что он говорит всерьез. Казалось, что это настолько пустая и неинтересная жизнь, что лучше уж петь песни с Бушей на хате и вкалывать в себя всякую блевоту, чем это. Неужели пройдет несколько лет и Аладдин станет директором какой-нибудь строительной фирмы, будет ездить на своем джипаке, подписывать договора. Конечно, так и будет. Химоза и Бушу пошлют на спецзадание, на солнце. А что будет со мной — даже не могу представить, настолько все ветвится в воображении.

Новое время, о котором все рассуждали, представлялось белым шумом.

Рассказал Ласло о том, что говорил отец и Аладдин про новое время и спросил, что он думает об этом. Ласло ответил, что они правы, только не понимают причин. Идет изменение влияния стихий. Например, стихия песка входит в силу, поэтому люди будут заниматься строительством. Ветер, песок, дождь, все они между собой постоянно что-то делят, а люди это объясняют тенденциями в экономике.